По данным центра «Сова», мониторящего применение антиэкстремистского законодательства в России, в 2015 году за посты и репосты во «ВКонтакте» к уголовной ответственности привлекли 119 человек. Для сравнения: за пост на фейсбуке преследовали одного человека, а в «Одноклассниках» — троих. В 2016-м новости о новых уголовных делах появляются почти каждый день. Из последнего: 1 июля на жителя Севастополя завели уголовное дело за экстремизм, обнаруженный в его высказывании в адрес болельщиков «Спартака»; 4 июля суд в Перми оштрафовал местного жителя по статье УК РФ о реабилитации нацизма — за «ложные сведения о нападении СССР на Польшу». В обоих случаях речь вновь шла о постах во «ВКонтакте». «Медуза» попросила экспертов объяснить, почему в центре внимания следователей оказалась «ВКонтакте», а не другие социальные сети.
Саркис Дарбинян
Глава юридической службы общественной организации «Роскомсвобода»
Тренд на цензуру в соцсетях зафиксирован нами еще в 2012 году. Сегодня все предпринимаемые меры сводятся к тому, чтобы перейти от плана А — «цензурирование со стороны уполномоченных госорганов» — к плану Б: «введение самоцензуры». Чтобы руководители пабликов и групп в социальных сетях и, конечно, владельцы аккаунтов сами цензурировали ту информацию, которую они выкладывают.
Чаще всего в соцсетях у нас привлекают по 280-й (призывы к экстремизму) и 282-й (экстремизм) статьям УК за так называемые экстремистские высказывания, связанные с Украиной и Сирией. И чаще всего эти дела касаются пользователей социальной сети «ВКонтакте». Она очень удобна нашим правоприменителям, потому что принадлежит российской Mail.ru Group. А значит, правоохранительным органам несложно получить любую информацию по интересующему их пользователю. «ВКонтакте» беспрекословно исполняет закон об организаторах распространения информации — так называемый закон о блогерах. Он обязывает администрацию социальной сети собирать и хранить все логи, все регистрационные данные пользователей в течение шести месяцев. И если Facebook и Twitter не спешат делиться этой информацией, «ВКонтакте» передает ее властям по первому требованию. А без этих данных невозможно сшить уголовные дела и доказать виновность в уголовном судопроизводстве.
Только за 2015 год мы увидели порядка 200 уголовных дел, заведенных за распространение информации; было около 20 приговоров с реальным лишением свободы за высказывания в соцсетях. Я предполагаю, что это только начало. Пока правоохранительные органы используют в основном две статьи Уголовного кодекса, связанные с экстремизмом, но ведь есть еще огромное количество других статей, за которые тоже могут начать привлекать. Это непаханое поле.
Нужно еще отдельно отметить, что наши правоприменители никак не различают понятия «пост», «репост» и «ретвит». А по международным стандартам никто не должен привлекаться за распространение материалов, автором которых он не является. У нас эта норма не соблюдается.
Практически в каждом деле из этого списка — одна и та же процедура сбора доказательств. Речь идет о так называемых экспертизах, сделанных аффилированными со следствием лицами; что, кстати, является отдельной проблемой в доказывании вины, потому что судопроизводство начинает напоминать битву экспертов. Суд не хочет принимать никаких собственных субъективных решений и самостоятельно оценивать контекст и фразы, указанные пользователями. Он фактически полностью полагается на заключения экспертов, которые связаны с организациями при Министерстве юстиции, при правоохранительных органах, и каждый раз приходит к одному и тому же выводу: пост ведет к разжиганию социальной розни, к возбуждению ненависти. Привлечение по этим статьям тесно связано с политической и внешнеполитической ситуацией и используется для того, чтобы понизить градус высказываний пользователей социальных сетей.
Дело Антона Носика наглядно продемонстрировало, что никто не защищен от этого; что даже за выражение согласия с политикой российских военных в Сирии можно получить срок. Вообще система работает очень рандомно. Иногда на скамью подсудимых попадают гражданские активисты, иногда оппозиционеры, но очень часто это обычные пользователи, которые в принципе не занимаются никакой политической и общественной деятельностью. Это можно объяснить «палочной» статистикой, которую ведут правоохранительные органы: в конце каждого года им нужно отчитаться по количеству преступлений, совершенных в социальных сетях, и их должно быть удовлетворительное количество. Причем некоторые регионы занимаются подобного рода делами с особым рвением: Северный Кавказ, Краснодарский край, Татарстан, Чувашия, Поволжье. Оттуда мы видим самое большое количество дел; меньше их поступает из Восточной Сибири, с Дальнего Востока. Скорее всего, это можно объяснить внутренними распоряжениями, которые исходят от глав региональных управлений МВД.
Что с этим делать? На днях интернет-омбудсмен Дмитрий Мариничев собирал всех экспертов в области хейт-спича — юристов, представителей интернет-отрасли. И мы пришли к выводу: некоммерческим правозащитным организациям, которые постоянно мониторят эти проблемы, нужно объединяться и писать коллективные обращения в пленум Верховного суда, чтобы пленум собрался и дал разъяснения по порядку применения указанных статей. Это может быть более эффективным методом для того, чтобы на местах суды не соглашались с огульными обвинительными заключениями.
Сергей Смирнов
Главный редактор сайта «Медиазона»
У нас в стране созданы все условия для того, чтобы сажать людей за репосты. Полиция или ФСБ (они тоже могут заводить дела за репосты, если речь идет об угрозе террористических актов) просто отрабатывают эти случаи, чтобы набрать дел для статистики. И я боюсь, что именно в такой советской плановой логике и решаются вопросы о возбуждении уголовных дел. Условно говоря, Москва сказала регионам — обращайте внимание на репосты и на 280-ю и 282-ю статьи, вот они и обращают. Сначала было много дел по разжиганию ненависти: 282-я более активно использовалась. Потом на повестку дня вышел вопрос о сепаратизме — много крымских дел. Это такая инерция большой правительственной машины, для которой нет разницы, кого сажать; нужно просто показать начальству, что идет борьба с экстремизмом.
Так сложилась целая практика привлечения к уголовной ответственности за высказывания в интернете. Заметьте, пользователей каких социальных сетей обычно привлекают: в 90% случаев — это «ВКонтакте». Почему? Потому что «ВКонтакте» всегда идет навстречу следствию. А еще, и это кажется мне даже более существенным, сами оперативники сидят в этой соцсети. «ВКонтакте» они знают гораздо лучше фейсбука или твиттера, им там проще работать. Но это лично мое объяснение.
Экспертизы в этих делах обычно делаются одними и теми же специалистами. Одни и те же люди устанавливают мотивы разжигания ненависти, определяют, что такое экстремизм. При этом они совершенно не дифференцируют понятия «пост» и «репост», для них важен сам факт размещения статьи или высказывания на странице. А если для экспертов здесь нет никакой разницы, то что говорить о полиции, которая работает с ними в одной связке. Есть, конечно, еще независимая экспертиза, но суд ее не принимает во внимание.
За репосты отвечают совсем разные люди: это могут быть националисты, антифашисты, которые высмеивают националистов, это могут быть люди, которым просто понравился какой-то пост. Нельзя говорить, что это бьет только по какой-то конкретной категории людей определенных политических взглядов. В регионах никаких уличных радикалов уже давно нет. Максимум, что могут люди, — выражать свое недовольство в социальной сети. Однажды протестующих уже убрали с улиц, теперь хотят убрать их еще и из интернета.
Чтобы избежать возможного наказания за репост, пользователь должен взвешивать риски, когда публикует что-либо в интернете. Это, конечно, очень спорная позиция. Но в условиях нашей правоприменительной практики другого выхода, увы, нет.
Статьи о сепаратизме и разжигании ненависти работают сейчас очень хорошо, поэтому нужно быть аккуратнее. Как журналист и главный редактор могу сказать, что при написании текстов приходится избегать прямого цитирования: то есть нельзя печатать фразу или пост, за который человека осудили. Но если эту фразу в своем решении упоминает судья — тогда можно. Думаю, если у них появится задача ударить по СМИ, они найдут способ, как это сделать — с применением все тех же статей.
Дальше власти могут обратить внимание на старые посты или старые фильмы, не буду ничего приводить в пример: не хочется им подсказывать. Или начнут использовать статью о пропаганде насилия: ее тоже можно трактовать крайне расширительно. С другой стороны, есть такая же вероятность, что эта кампания в один момент завершится. Вот одно время был массовый отлов шпионов, а потом внезапно он прекратился. Не думаю, что у них шпионы кончились. Просто в центре сказали: хватит их искать. Здесь нет совершенно никакой логики.
Андрей Солдатов
Главный редактор сайта Agentura.ru
Мне кажется, что аресты и посадки за посты и репосты — это отражение новой серьезной тенденции, которая означает, что у властей наступил отчаянный период. Та схема, по которой они действовали, по которой, им казалось, у них получается контролировать интернет, не сработала.
Эта схема была основана на двух вещах. Первая — на российской системе контроля интернета, которая базируется не на технологии, а на запугивании. В данном случае ставка была сделана на то, что с помощью закона о переносе серверов [в Россию] удастся заставить главные компании-мейджоры — типа Facebook, Twitter и Google — перенести свои серверы сюда. Но в итоге ничего не получилось, а под это придумывалась целая стратегия.
Второе: Роскомнадзор и другие органы, которые занимаются интернетом, всегда говорили о том, что технология фильтрации у нас плохая, но это неважно, потому что очень мало людей пользуются средствами обхода цензуры — такими как Tor. Но осенью они допустили страшную ошибку: они запретили [торрент-трекер] RuTracker, после чего наша страна вышла на второе место по количеству пользователей Tor в мире, сейчас мы вторые после Соединенных Штатов. Стало понятно, что шантажировать теперь тот же Facebook блокировкой его сервисов в России не получится. И еще важный момент: осенью стало известно, что научно-исследовательский центр в МВД, которому было поручено взломать Tor, не смог этого сделать и отказался от контракта.
Нужна была новая стратегия. Но ее создание требует времени, пока же было решено ужесточить правила игры: например, сажать людей в тюрьмы за то, что они постят в социальных сетях. Российские власти, в отличие от традиционных тоталитарных систем, сосредоточены не на том, чтобы блокировать доступ к информации, а чтобы подавлять свободную дискуссию. Не ограничить доступ людей к информации, а ограничить доступ людей к площадкам, где они могут вести дискуссии, максимально их запугать, чтобы они не участвовали в обсуждениях важных политических тем. Поэтому понятно, что социальная сеть «ВКонтакте» сразу же стала главной целью. Думаю, это связано с двумя вещами: с одной стороны, Facebook меньше сотрудничает с российскими властями, не предоставляет им никакую информацию, в отличие от «ВКонтакте», все серверы которого находятся в России.
Но главная причина, по которой под удар попали именно пользователи «ВКонтакте», с сетью напрямую не связана. Она связана с тем, что российская система слежки в интернете идет не от того, чтобы идентифицировать пользователей. Это офлайн — практически все люди, которые были привлечены за свои посты во «ВКонтакте», уже были на каком-то учете у властей, чаще всего у региональных властей. То есть это какие-то региональные активисты, которые уже известны местному центру «Э», или местному ФСБ, или местной прокуратуре, — какие-то или экологи, или политические активисты.
Наша система обратна западной. Идея массовой слежки, о которой всему миру рассказал Эдвард Сноуден, заключается в том, что мы берем систему, запускаем глобальный поиск по сети и вылавливаем тех, кто говорит о каких-то чувствительных вещах. А здесь — наоборот: мы уже имеем предварительный список людей, которые находятся под подозрением, и используем системы слежки в интернете, чтобы найти на них состав, который может отправить их в тюрьму.
Сейчас имеет приоритет все, что связано с Украиной и с Крымом. Заказ на серию дел, связанных с Украиной, конечно, пришел из центра. Но никто не мешает изменить эту повестку, например к выборам в Госдуму, и придумать что-нибудь еще. Ведь система борьбы с экстремизмом была разработана еще в 2008 году — под экономический кризис. Спецслужбы говорили: «Экономический кризис может привести к социальным потрясениям, поэтому нужно за всеми следить и ловить людей, которые будут недовольны». Сейчас ничто не мешает эту же систему перенастроить с Украины обратно на экономический кризис.
Ничего технологически нового они уже придумать не смогут. Это становится понятно из разговоров с людьми, которые над этим работают. Зато власти могут принять очередной репрессивный закон: это ничего не стоит по времени, его можно и за неделю написать — или организовать новые посадки, что тоже никакой новой технологии не требует. В том, что технологически они ничего нового не сделают, есть что-то оптимистичное. Плохо лишь то, что власти всегда могут вернуться к старому доброму способу запугивания людей посадками. И тогда речь пойдет не о десятках людей, а о сотнях.
Площадкой для дискуссии все еще остается фейсбук. Такое ощущение, что российские спецслужбы пока не очень понимают, что с ним делать. Также постоянно ведутся работы по созданию каких-то новых безопасных платформ для обсуждения различных актуальных вопросов. Я настроен оптимистически. Ведь если во времена СССР роль технологий в диссидентских движениях была очень невелика, то сейчас она огромна, а там, где появляются технологии, спецслужбы, особенно российские, сильно отстают.
Александр Верховский
Директор информационно-аналитического центра «Сова»
Что касается дела жителя Перми, приговоренного к штрафу по обвинению в «реабилитации нацизма», то здесь ситуация такая. Обвинения ему выдвинули по статье 354.1, в которой есть два разных состава. Первый — он типичен для многих европейских стран — это отрицание преступлений, признанных Нюрнбергским трибуналом. Второй — клевета на действия Советского Союза во время Второй мировой войны. Но в этой части статьи все сформулировано очень непонятно. Как я ни бился, не смог понять, что хотел сказать законодатель. Ясно лишь то, что речь идет о каких-то клеветнических высказываниях в адрес Советского Союза в связи с событиями Второй мировой. В этой своей части статья раньше не применялась, и если честно, не совсем понятно, что конкретно значит фраза «заведомо ложные высказывания» в адрес политики государства. Ведь человек может иметь превратное представление об истории. Может что-то неправильно помнить, забыть то, что проходил в школе, и написать какую-то неправду. В чем же здесь преступление? Преступление предполагает какой-то преступный умысел, а установить его наличие в таком случае практически невозможно.
Бессмысленно спорить, сколько исторических ошибок допустил или не допустил этот человек в своей статье. Если прочитать несколько его постов, становится понятно, что их автор — пламенный борец с «москалями». Отсюда и все его проблемы: правоохранительные органы не придумали ничего умнее, чем вменить ему обвинение в клевете на СССР.
За последний год количество приговоров за разного рода интернет-высказывания, которые по нашему законодательству можно отнести к экстремистским, сильно увеличилось, и эти цифры продолжают расти. По нашим подсчетам, 85% дел, связанных с «экстремистскими высказываниями», касаются сейчас постов и репостов в интернете. При этом доля приговоров за высказывания в целом стремительно растет за счет снижения доли приговоров за расистские насильственные преступления. Нападений за последние годы действительно стало меньше, а что остается делать правоохранительным органам? Им же надо как-то статистику набирать. Вот они и взялись за интернет-пространство. К тому же там и искать проще.
Ничего удивительного в этом нет, интересно то, о чем эти высказывания и где они были опубликованы. В большинстве случаев речь идет о социальной сети «ВКонтакте». Потому что она самая популярная среди россиян — и самая популярная, уж не знаю почему, среди разного рода радикальных активистов. А кто у нас проходит по этим статьям? В основном националисты разного рода и прочие радикалы самых разных оттенков. Они сидят не в фейсбуке, они сидят во «ВКонтакте». Почему там? Наверное, потому, что там больше пользователей, ну и, честно говоря, по глупости. Ведь чтобы дело состоялось, нужно идентифицировать события преступления — в данном случае это пост — и найти преступника. А как сейчас находят преступника в интернете? Посылают запрос в администрацию социальной сети, чтобы она сообщила данные автора поста.
У «ВКонтакте» — российская администрация, и глупо ожидать, что она не ответит на официальный запрос полиции. Как она может не ответить? А вот если такой запрос получит Facebook, они будут долго сверяться со своими внутренними правилами. Их юристы будут выносить собственное решение о том, является ли конкретное высказывание противозаконным. А значит, они могут отказать в выдаче каких-либо данных. Для полиции эта ситуация нежелательна: ведь дело уже заведено — и нужен только положительный результат. Поэтому обращаться к «ВКонтакте» гораздо удобнее: там ты точно получишь нужный ответ.
Чаще всего в социальных сетях люди делают именно репосты. Ведь если человек пишет, что он запостил видео, это не значит, что он загрузил это видео и тем более снял его. Это значит, что он поставил линк куда-нибудь на ютьюб. Могут ли эти действия носить криминальный характер? В принципе — да, но все зависит от контекста. И здесь, кстати, нет ничего нового — с 2010 года, со времен большого постановления Верховного суда о том, как должна применяться 4-я статья закона о СМИ. Там разъяснялось, что цитата должна быть рассмотрена в контексте, в котором цитирование произведено. Репост — это цитата, неважно, большая, маленькая, но цитата. Контекстом может являться комментарий человека к этому репосту. Но если там нет никакого комментария, то надо смотреть на весь его аккаунт в целом, чтобы определить, что пользователь имел в виду, делая новую запись. Человек может репостить цитату, которая является явным призывом к убийствам, погромам и т. д., — то, что везде в Европе сочли бы противозаконным высказыванием, но напишет сверху: «Вот смотрите, что имярек написал, какой ужас». А может написать: «Вот молодец имярек написал, наконец все правильно». К сожалению, наши следователи не дифференцируют эти случаи. Они вообще не очень-то вникают в контекст.
А люди у нас очень расслабленные, они считают, что если они что-то репостят, то не обязаны это комментировать, что все и так поймут, что они имели в виду. Но следователь же не состоит в круге их друзей и читателей, он все трактует по-своему. Я прекрасно понимаю, что невозможно каждую фразу писать так, будто ты пишешь ее для следователя. Но наша реальность такова: то, что ты пишешь для друзей, читает следователь. Не всегда, конечно, но случиться это может с кем угодно.
Что говорит «ВКонтакте»
В пресс-службе «ВКонтакте» корреспонденту «Медузы» заявили: «Мы — самая популярная социальная сеть в России, 90% пользователей рунета ежемесячно посещают нашу площадку. По этой причине социальная сеть, как и ее пользователи, часто становятся героями различных новостных поводов, в том числе и негативных. Как бы то ни было, сохранность персональных данных наших пользователей является приоритетной задачей для компании. „ВКонтакте“ строго придерживается действующего законодательства и в полной мере соблюдает конституционные права граждан».
https://meduza.io/feature/2016/07/05/vkontakte-so-sledovatelyami
