В минувшую пятницу, 6 ноября, DR провел онлайн-конференцию на своей странице в Фейсбуке с директором кыргызского фонда «Гражданская инициатива интернет-политики» Татту Мамбеталиевой. Этот пилотный выпуск положил начало серии онлайн-мероприятий, который DR организует для своих читателей для прямого общения с экспертами.
Ниже предлагаем вам ознакомиться с содержанием беседы с г-жой Мамбеталиевой.
— Действительно ли экстремизм является основной причиной активизации деятельности правительств по усилению контроля над интернетом?
— Отчасти, да. За последние годы большинство международных организаций, в том числе те, к которым присоединились страны Центральной Азии, говорят о контроле над интернетом как об одном из существенных направлений борьбы с терроризмом и экстремизмом. Однако, вопрос заключается в том, а правильно ли выбраны способы борьбы с этим злом? Дают ли должный эффект блокировки и ограничения?
— Очевидно, нужен комплекс мер, как и в случае с борьбой против детской порнографии. И все же, как вы считаете, должны ли блокировки быть частью стратегии противодействия экстремизму? Если да, то какие стандарты должны при этом соблюдаться?
— Основной принцип (как при экстремизме, так и при порнографии) — необходимы единые стандарты, равно применимые к любой блокировке. Это, в том числе, наличие судебного решения, опубликование списка запрещенных ресурсов, ограничение доступа только на определенной территории, подпадающей под юрисдикцию органа, принявшего решение о вредоносном контенте. Но это только юридический стандарт.
С технической стороны вопрос будет упираться в наличие у оператора соответствующего оборудования, способного точечно блокировать определенный контент. Поскольку такого оборудования нет у многих операторов — особенно в развивающихся странах — из-за его дороговизны, то такие решения приводят к массовым блокировкам, которые затрагивают не только нелегальный контент, но и не имеющие к нему отношения правомерные материалы.
Еще один важный аспект — это отсутствие точных критериев для признания того или иного контента неправомерным. Например, что есть порнография, а что таковой не является (хотя детская порнография легко определяется). С экстремизмом сложнее — нет единого подхода к определению понятия и критериям. Поэтому в некоторых странах под эту статью подпадают и инакомыслие, и непризнанные виды религии и так далее.
— Сектор ИКТ и наращивание числа пользователей сети декларируется как приоритет во всех странах, но почти все они, за исключением, может быть, Кыргызстана, также очень активны в фильтрации — зачем правительствам нужны высокие показатели проникновения, если они так обеспокоены контентом в интернете?
— Высокие показатели числа пользователей интернета важны для развития страны, ведь через интернет оказываются государственные услуги и обеспечивается доступ к информации. При этом, заметьте, что страны региона предпринимают большие усилия по развитию цифрового эфирного вещания, но при этом стараются сохранить или ввести цензуру. С интернетом такая же ситуация.
— Учитывая, что во многих наших странах есть доминирующий игрок на рынке доступа к интернету в лице национальных операторов связи, может быть, это просто экономический интерес монополиста в связке с правительством?
— Да, действительно. Но государства все больше приходят к необходимости приватизации национальных операторов связи. Монополизм связан как с экономической выгодой, так и с контролем интернета. Но поскольку технологии развиваются очень быстро и удержать за одним игроком техническую монополию на все виды коммуникационных услуг сложно, то смысл ставки на экономическую выгоду теряется.
— Возвращаясь к вашему комментарию относительно экономических издержек госконтроля над интернетом для провайдеров. Какова их ответная реакция на расширение контроля (не только в плане блокирования контента, но и, например, хранения данных о пользовательском трафике)? Ведь зачастую госрегулирование налагает на них дополнительные расходы. Есть ли в вашем регионе примеры того, как бизнес добивался более сбалансированного подхода к госрегулированию?
— Если говорить о балансе интересов при регулировании интернета, то операторам пока не удалось его добиться, поскольку правительства «повесили» на операторов связи финансовые обязательства по реализации их политик. Поскольку не все имеют возможность приобрести дорогостоящее оборудование, то блокируются целиком ресурсы, к сожалению.
Если же говорить об ИКТ в целом, то есть много примеров когда баланс был обеспечен, например, при развитии универсального доступа, при радиочастотном менеджементе, при развитии ШПД. По хранению пользовательских данных взаимопонимания пока нет, но есть некоторые подвижки по сроку их хранения в Кыргызстане — здесь его сократили с трех лет до 6 месяцев.
— А должны ли провайдеры инвестировать свои деньги в технологии интернет-цензуры?
— Здесь важно понимать, какие инвестиции считать вкладом в цензуру? Оборудование, которое часто используется для точечной блокировки контента, на самом деле изначально создавалось не для цензуры, а для того более корректной тарификации, разделения и учета трафика по типу потребляемых услуг. Или, скажем, оборудование, предназначенное для проведения следственно-оперативных работ, может быть использовано и для прослушки…
— Как влияет российский дискурс и участие Казахстана и Кыргызстана в Евразийском экономическом союзе на интернет-политику в этих странах?
— По Казахстану я могу сказать, что во многом политика в сфере регулирования интернета схожа с российской, но по Кыргызстану таких проявлений не наблюдается.
— Можно ли считать интернет эффективным средством манипуляции общественным мнением?
— Я так не считаю. Это зависит не от самого интернета, а от контента в интернете, который может быть манипулятивным и в традиционных масс-медиа. Интернет, напротив, является местом, где всегда есть альтернативные мнения. В газете человек может выбрать только из тех страниц, которые там есть, а в интернете он с легкостью может переходить и на другие ресурсы.
— Вопрос о кибербезопасности и сохранности персональных данных — с одной стороны, в регионе активно об этом говорят и даже регулярно проводятся крупные, представительные конференции на эту тему (в последнее время очень часто — в Узбекистане). С другой стороны, есть тенденция к ограничению использования шифрования, VPN. Где логика? Может, они имеют в виду какую-то другую кибербезопасность?
— Проблема в том, что понятие кибербезопасности каждая страна интерпретирует по-своему. Если на международном уровне идет работа и стороны пытаются договариваваться об этом, то на локальном уровне у каждой страны свое понимание кибербезопасности. Хорошо, что защиту персональных данных все страны региона признали как часть кибербезопасности на сегодняшний день…
Поэтому одним из важным направлений и вызовов не только в нашем регионе, но уже на международном уровне, является гармонизация терминологии, иначе на трансграничном пространстве совместно бороться за кибербезопасность будет невозможно.
— Какова тенденция последнего года в сфере регулирования интернета в регионе Центральной Азии, и чего следует ждать в ближайший год?
— Мы ожидаем кардинальных изменений в подходах к регулированию интернета и большие изменения в законодательстве стран. Вероятно, будет много ошибочных решений, но будут и позитивные изменения. Так или иначе, попытки в очередной раз приравнять интернет к СМИ обязательно будут, и попытки вводить официально цензуру в интернете тоже будут.
