В последние годы все больше жителей стран Центральной Азии становятся жертвами пропаганды, активно ведущейся экстремистами через интернет — в соцсетях, мессенджерах и видеохостингах, а также на собственных ресурсах. По данным американского исследователя Ноа Такера, если выходцы из других стран вовлекаются по обе стороны конфликта в Сирии, таджикистанцы почти всегда присоединяются к ИГ.
Для властей Таджикистана угроза экстремизма также стала официальной причиной запрета местной Партии исламского возрождения и ареста ее лидеров — их осенью прошлого года обвинили в подготовке государственного переворота, а также в связях с террористами в Ираке и Сирии. Ситуацию усложняет нестабильность в Афганистане, с которым граничит Таджикистан на юге.
По информации властей Таджикистана, до тысячи граждан этой страны примкнули к рядам экстремистской группировки «Исламское государство» (ИГ), около 300 были убиты в боях в Сирии и Ираке, а более 60 вернулись оттуда на родину. Спецслужбами установлены личности чуть более четырехсот боевиков, в отношении которых возбуждаются уголовные дела.
О тенденции к растущему интересу вербовщиков иностранных террористических группировок к Центральной Азии говорит и помощник Генсека ООН, Директор Регионального Бюро по странам Европы и СНГ Джихан Султаноглу. «Радикальные идеологии связаны с высоким уровнем неравенства и несправедливости в обществе. Отсутствие надежды и отчаяние из-за социально-экономических или политических причин способствуют насилию, что может стать причиной разрастающегося недоверия между людьми и государством», — заявила она на июньской конференции в Душанбе.
При этом, многие эксперты расходятся в оценке реальной угрозы для региона со стороны ИГ. Казахский политолог Ерлан Карин, руководитель Казахстанского института стратегических исследований, считает, что манипулирование темой может сформировать мифы, из-за чего может пострадать стратегия борьбы с экстремизмом. Он не исключает возможности усиления пропаганды ИГ в Центральной Азии, но подчеркивает, что пока регион не стоит в приоритете этой группировки, являясь, скорее, рекрутинговым полем.
Валентин Богатырев из бишкекского аналитического консорциума «Перспектива» также полагает, что если правительства региона видят в ИГ прямую угрозу безопасности, то это отражает внутренние проблемы стран. «Местные элиты не в состоянии предложить своим народам привлекательную и убедительную модель развития на фоне затянувшегося кризиса идентичности», — пишет он, добавляя, что борьба с ИГ удобна режимам как политтехнология отвлечения общества от других проблем.
Тем не менее, председатель Центра исламских исследований (Душанбе) Файзулло Баротзодаубежден, что ИГ ставит под угрозу государственность Таджикистана. Он ссылается на некий «проект Хуросони бузург» (Великий Хуросан), предполагаемый как часть «халифата» ИГ в Центральной Азии.
Новостная картина в Таджикистане в последний год показывает, что суды и спецслужбы страны активизируют преследование экстремистских действий. В декабре 2015 года житель Душанбе был приговорен к 14 годам лишения свободы по обвинению в вербовке для участия в войне на стороне запрещенного ИГ. Сразу семеро подростков села на юге страны были осуждены на сроки от 7 до 27 лет за вывешивание флага ИГ — в ходе следствия выяснилось, что один из них по интернету поддерживал связь с боевиками на Ближнем Востоке. В другом селе 14 молодых людей были задержаны за «лайки» видеороликов террористических групп в российской соцсети «Одноклассники», которая осенью прошлого года удалила сотни видеороликов и десятки аккаунтов по запросу властей Таджикистана.
Силовики также пытаются принудить операторов связи к сотрудничеству. В конце прошлого года стало известно о том, что Генпрокуратура Таджикистана просила Tcell, мобильного оператора, входящего в скандинавский холдинг TeliaSonera, предоставить им оборудование для прослушивания и слежки в интересах расследованият дел, связанных с экстремизмом.
В ноябре 2015 года были приняты поправки к закону о борьбе с терроризмом, которые дали право властям блокировать интернет и мобильную связь в интересах нацбезопасности. Для этих же целей, как считается, была введена обязательная сдача дактилоскопиии при регистрации SIM-карт таджикских операторов, которыми, по сведениям спецслужб, активно пользуются боевики в Афганистане. С сентября прошлого года и до сих пор в республике заблокированы Facebook, Youtube, «Вконтакте», «Одноклассники.ру».
* * *
Хотя не все страны Центральной Азии принимают столь радикальные способы борьбы с пропагандой ИГ в интернете, роль всемирной сети и онлайн-платформ в рекрутировании новых последователей ИГ широко признана. Как пишет политолог Марат Раимханов, количество арестов американских граждан в связи с активной поддержкой ДАИШ в интернете тоже растет, а ИГ использует современные технологии и цифровые платформы для собственного продвижения, сбора финансовой помощи и рекрутирования.
При съемках роликов для Youtube используются дроны и новейшие HD-камеры, используются технологии видеоигр, а в Twitter широко используются популярные хэштеги для внедрения мессиджей ИГ. Рекрутирование женщин в ИГ для того, чтобы стать женами боевиков — то, что западные СМИ назвали «секс-джихадом» — по данным специалистов, чаще всего происходит в закрытых группах в Facebook.
Анна Леандр, специалист по международной безопасности и политический социолог из Копенгагенской бизнес школы, рассказывала в своей лекции в Центрально-Европейском университете весной этого года, что пропаганда ИГ также использует продвинутые подходы брендирования, эффективные в современных обществах. Их материалы профессионально эстетизированы и рассчитанны на эмоциональное восприятие. Причем образы насилия, более всего известные людям из-за повышенного внимания к ним со стороны СМИ, не являются единственным методом привлечения сторонников.
Террористы производят огромное количество материалов, цель которых — показать «нормальность» жизни в ИГ. К таким относятся, например, видео «шоппинга в Ракке» или «репортаж» из суперсовременной больницы в ИГ. Это создает ощущение той реальности, с которой человек может себя легко идентифицировать. Задача — не только привлечь людей, готовых к насилию, но и заставить их почувствовать, что они могут стать частью этого сообщества, не лишаясь привычных благ. Для целевой аудитории в каждом регионе подбираются свои «спикеры».
По мнение Леандр, пропагандистские материалы ИГ в интернете порождают три типа реакции — усиление онлайн-слежки, новые ограничительные законы в отношении интернета и, реже, создание контр-пропагандистских материалов — например, проект Think Again Turn AwayГосдепартамента США. Правда, часто признается, что информационные кампании проигрывают пропаганде ИГ в плане эффективности.
Растет обеспокоенность использованием онлайн-приложений в деструктивных целях и среди корпораций. Эрик Шмидт, глава холдинга Alphabet, владеющего Google, в своей статье для New York Times назвал ситуацию, в которой онлайн-среду стали широко использовать террористы, главным вызовом для интернета, и призвал пресекать их аккаунты в соцсетях, а также технически блокировать распространение экстремистских материалов.
* * *
Методы борьбы с пропагандой, используемые в Таджикистане — тотальная блокировка соцсетей и аресты пользователей, «лайкающих» и делящихся экстремистским контентом в социальных сетях, недостаточны, считает таджикский политолог Равшан Абдуллаев. «Пока все, что мы видим — это реагирование, а не превентивные меры. Нужен анализ причин и прогнозирование тех болевых точек, которые могут спровоцировать людей на присоединение к рядам экстремистов», — говорит он в интервью Digital.Report. Вместо блокирования целиком соцсетей, их следует использовать в аналитической работе. «Если людей сажать за лайки, они просто перестанут лайкать, но не перестанут быть целевой аудиторией этой пропаганды», — считает Абдуллаев.
По информации Сафарова, в правоохранительных органах страны созданы отделы по работе с социальными сетями. «Если им удается вычислить того или иного «новобранца», то это единичные случаи и по большей степени связаны с неосторожностью самого преследуемого», — говорит эксперт. Он также акцентирует внимание на том, что борьба с экстремизмом должна быть направлена на анализ причин попадания людей под влияние «виртуальных миссионеров» методики воздействия на людей. «Нужно дать людям альтернативу идеологии радикалов. Молодые люди без нормального образования и достойной работы, подвергающиеся гонениям по религиозному признаку, не рассчитывает на социальную справедливость от своего государства, становясь готовым материалом для вербовщиков», — говорит Сафаров в интервью Digital.Report.
При этом, по данным душанбинского Центра исламских исследований, многие выходцы из Таджикистана, оказывающиеся в Сирии, — это трудовые мигранты, попадающие под воздействие пропаганды на территории России, откуда они и направляются в зону конфликта. О мигрантах, как группе риска, говорится и в отчетах Ноа Такера, и в докладе помощника Генсека ООН, директора Регионального Бюро по странам Европы и СНГ Джихан Султаноглу. По ее словам, экономическая миграция создает ряд новых вызовов: «Люди, покидающие свои дома и семьи, чтобы заработать, наиболее уязвимы и могут быть привлечены в группы экстремистов, в отличие от тех, которые остается. Некоторые возвращаются с радикальными взглядами, а кто-то не возвращается совсем». «Поэтому без региональной и международной координации усилий по борьбе с пропагандой ИГИЛ невозможно решить эту проблему», — заключает Равшан Абдуллаев.
В начале апреля власти Таджикистана и России уже заявили о начале совместной борьбы с ИГ — пока на уровне межмидовских политических консультаций. Также, в начале марта сообщалось о создании при генпрокуратуре Центра по борьбе с кибертерроризмом и преступлениями, совершаемыми в интернете, задачей которого определено противодействие использованию Сети в экстремистских и террористических целях.
Инга Сикорская, директор Центрально-азиатской школы миротворчества и медиатехнологий (Бишкек), считает, что практика борьбы с онлайн-экстремизмом в регионе включает методы, предлагаемые в рамках интеграционных объединений — таких как Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), Организация Договора о коллективной безопасности и других — но чаще применяет механизмы прямого контроля, то есть блокировки, запреты и электронную слежку.
«Вероятно, в некоторых случаях, властям удалось предотвратить негативные последствия, но существует и обратная сторона», — говорит Сикорская Digital.Report. «В Кыргызстане, кроме инициатив по досудебной блокировке сайтов экстремистской направленности предлагается, например, создавать интернет-патрули из числа активных пользователей, которые, по словам чиновников должны помогать «выявлять и пресекать онлайн-вербовку, радикальные призывы и материалы». Такие инновации показывают, что авторы идеи сами плохо разбираются в том, с чем собираются бороться», — считает эксперт. По ее мнению, в работе с современными медиа-технологиями вербовщиков ИГ и других группировок, ни «интернет-патрули», ни удаление контента, не является адекватной реакцией.
Говоря о практике таджикских властей, похожую оценку дает их действиям Асомиддин Атоев. «Те меры, о которых обществу известно, не отвечают цифровой угрозе со стороны радикалов», — говорит он, называя такие меры «аналоговыми». «Они контрпродуктивны, и даже повышают интерес в обществе к тем деструктивным материалам, против которых направлены», — отмечает Атоев.
«Аналоговые факторы», по его словам, также доминируют в продвижении парадигмы цифрового суверенитета в Таджикистане и в других государствах Центральной Азии. «Интернет все еще воспринимается, в основном, как нечто импортное, чуждое нам пространство, а не динамично-развивающаяся производственная среда», — объясняет эксперт. Отсюда и стремление поставить его под контроль и максимально фильтровать.
По словам Инги Сикорской, государствам надо понять, что запреты и контроль не дадут серьезного эффекта в борьбе с онлайн-экстремизмом без повышения уровня цифровой грамотности пользователей и поощрения их цифровых прав. Грамотному пользователю легче противостоять угрозам, провести грань между свободой выражения и онлайн-ненавистью. «Но здесь возникает другой вопрос: готовы ли власти стран Центральной Азии предоставить истинную свободу интернета своим гражданам?» — задается вопросом эксперт.
