Журналист Наталия Ростова – о СМИ, СМИП и свободе слова
В интервью коммунистической газете Франции «Юманите» 30 лет назад Михаил Горбачев впервые признал существование в Советском Союзе цензуры. Законодательно она была запрещена лишь в 1990 году, когда в силу вступил Закон СССР “О печати”. По мнению исследователя медиа Наталии Ростовой, российские средства массовой информации стремительно возвращаются в догорбачевское прошлое, а журналисты перестали претендовать на то, чтобы их называли «четвертой властью».
Наталия Ростова – старший корреспондент интернет-журнала Slon.ru и ведущая рубрики «Клуб бывших главных редакторов» – создала уникальный интернет-проект «Рождение российских СМИ«, который позволяет отследить историю преображения российской журналистики во времена перестройки по документам и публикациям того времени. В интервью Радио Свобода Наталия рассказала о своем проекте и о том, какими стали российские средства массовой информации спустя 25 лет после законодательного запрета цензуры.
– Я пишу про СМИ с 2002 года. В издании Slon.ru, где я работаю последние годы, есть рубрика «Клуб бывших главных редакторов» – это мои интервью с редакторами разных изданий и разных эпох. Там накопилось около 70 интервью уже, и мне захотелось как-то систематизировать этот опыт. В 2011 году я получила стипендию имени Галины Старовойтовой в Институте Кеннана в Вашингтоне, и именно с этой идеей поехала туда, сидела в библиотеке Конгресса, работала с разными документами, мемуарами, архивами. Мне казалось, что я напишу историю российских СМИ сразу за 30 лет. Потом решила как-то себя ограничить и написать хотя бы про один период, но очень глубоко, так, чтобы это представляло ценность не только для общей аудитории, но и для специалистов, которые интересуются темой.
– Во вводной статье к проекту вы пишете о том, что решение об отказе от цензуры далось Михаилу Горбачеву трудно. Тогда и СМИ назывались не СМИ – «средства массовой информации», а СМИП – «средства массовой информации и пропаганды». А в интервью «Юманите» в феврале 1986 года, когда Горбачев впервые официально признает существование цензуры в СССР, он оправдывает ее «необходимостью охранять государственную и военную тайны, гарантировать неприкосновенность личности, а также для того, чтобы не распространять пропаганду жестокости, войны и насилия». Ровно этими словами нынешние российские политики и чиновники, регуляторы в области СМИ пытаются оправдать цензуру, которой как бы нет, поскольку конституционно она запрещена. Можно ли говорить, что по большому счету цензура в России так никуда и не исчезала?
Журналисты пользовались невероятным доверием общества, которое растратили за годы свободы
– Нет, она действительно была отменена. И мне кажется, что роль Михаила Сергеевича в этом очень недооценивают. Я сама стала относиться к нему гораздо лучше, занимаясь этим периодом несколько лет. Не все осознают, что именно он дал свободу, а не Борис Николаевич (Ельцин. – РС), как принято считать среди большого количества журналистов. Никакого Ельцина с его свободолюбием не было бы, если бы не Горбачев. Он постепенно давал свободу, раскачивал этот механизм. И, наверное, до конца не осознавал, как это будет и что получится в итоге. Кремль, конечно, всегда ограничивал СМИ. И за самыми смелыми публикациями горбачевского периода, например, чаще всего, особенно в самом начале, стоял Александр Яковлев (член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС. – РС), который разрешал эти публикации, брал на себя ответственность за их выход и ругался из-за них внутри Политбюро, с Егором Лигачевым (член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС. – РС). Свобода все-таки была дана сверху, не надо этого забывать. Это не было требованием общества или журналистов.
Егор Лигачев и Александр Яковлев
Многие эксперты, исследователи называют последние горбачевские пару лет как раз лучшим периодом для российских СМИ, потому что потом начался 1992 год и обвал всех тиражей, что касается печати, началась нищета. И джинса уже стала нормой. А потом появились олигархи с их влиянием на СМИ. Но вот эти пару лет, когда КПСС доживала свои последние дни и был ослаблен контроль сверху, называют лучшими: не было еще такого влияния денег, журналистской коррупции с одной стороны, с другой – не было контроля сверху. И журналисты тогда были очень романтичны в своих представлениях о профессии. То, что потом исчезло напрочь.
– Что вы вкладываете в понятие «романтизм» в данном случае?
– Журналисты двигали историю, считали себя ее участниками и действительно ими были. Журналисты тогда мессиями были просто. Вспомните тиражи тех газет и журналов.
– Более 30 миллионов у «Аргументов и фактов», с которыми они вошли в Книгу рекордов Гиннесса.
– Да, 33 миллиона. И при этом журналисты пользовались невероятным доверием общества, которое растратили за годы свободы. Благодаря такому доверию они избирались в Верховный Совет РСФСР и СССР. А журналистов-депутатов было очень много. Они стали настоящей властью, многие из них. Взять, например, Геннадия Селезнева, бывший главный редактор газеты «Правда», «Учительской газеты», стал позже спикером Государственной Думы.
Даже те редакторы, которые считаются самыми свободными у нас, не стесняются говорить, что их Путин лично может уволить
– Вы говорите, что журналисты растратили доверие за годы свободы. Почему? Не сумели ей воспользоваться или дело в том, что эту свободу, свободу слова журналисты получили сверху – им ее буквально подарил Горбачев?
– Это одна из причин, наверное… Просто очень легко она далась. И как-то легко можно было променять ее на деньги, чем многие активно занялись. В период Ельцина была громадная свобода. В некотором смысле даже это можно назвать анархией. Так, как критиковали Ельцина, не критиковали никогда и никого из лидеров в нашей стране. Пресса была свободной. Но почему журналисты сами стали отказываться от свободы, не знаю, не могу понять.
Владислав Старков
– В вашем проекте «Рождение российских СМИ» много написано обистории с попыткой увольнения главного редактора «Аргументов и фактов» Владислава Старкова в 1989 году. Его ухода потребовал сам Михаил Горбачев. Собственно, тогда главных редакторов назначали в ЦК или в Политбюро, и они же имели полное право их уволить. Но Старков мало того что не согласился увольняться по собственному желанию, он еще и предал этот факт огласке. Тогда же в западных СМИ была развернута невероятная по тем временам пиар-кампания в поддержку Старкова.
– Да, вся Москва молчала, и журналисты АиФ стали использовать западные СМИ для того, чтобы повлиять на общественное мнение внутри страны и с помощью Запада заставить Горбачева не увольнять Старкова, что в результате удалось.
– Вы можете себе представить нечто подобное в нынешней ситуации?
– Надо сказать, что главные редакторы и сейчас назначаются теми же самыми органами. Они, может быть, просто по-другому называются. Но и сидят там же, и встречи главных редакторов также проходят, и инструкции бывают порой о том, как и что писать. И даже те редакторы, которые считаются самыми свободными у нас, не стесняются говорить, что их лично Путин может уволить. Я имею в виду Алексея Венедиктова, например. Он не раз говорил о том, что Путин лично решает, кто остается на должности главного редактора «Эха Москвы». И если это происходит с радиостанцией, которая формально независима, то что говорить о тех, кто зависит от государства напрямую?! Глава ВГТРК Олег Добродеев назначается Указом президента на эту должность. Понятно, что руководители основных каналов тоже просто так не назначаются, их кандидатуры согласовывают с администрацией президента. Главный редактор «Коммерсанта» Андрей Васильев, например, однажды в интервью Вере Кричевской сказал, что его лично Дмитрий Медведев утверждал в этой должности. Так что Кремль и сейчас назначает и увольняет главных редакторов. Но представить, чтобы сейчас главный редактор так возмутился, сложно. В принципе, что-то похожее было с Алексеем Венедиктовым как раз, когда Путин его, скажем мягко,критиковал, но о том, что это произошло, в России стало известно от Дэвида Ремника из «Нью-Йоркера», который писал статью о Венедиктове. Путин лично встречается с главными редакторами и свое представление о прекрасном до них доносит. Это закрытые встречи, информация с которых обычно не утекает, своим читателям пресса о таких встречах не сообщает. Но позицию Путина по тому или иному вопросу главные редакторы имеют и подстраиваются под это.
Общество разочаровалось в журналистах. Людям не нужна свободная журналистика
– Сейчас можно наблюдать, как центральные российские СМИ солидаризируются с властью. В публикациях горбачевских времен, когда существовала официальная цензура, заметна и критика, и попытки предоставить полярную властной точку зрения. Когда юридически свободы у журналистов было меньше, они производили впечатление более свободных людей, чем сейчас, когда по закону у них почти безграничные возможности. Как это стало возможным?
– Столько всего произошло за 30 лет. Разочарование и бесконечный повтор одного и того же кино. На СМИ давили, давят и будут давить. Для независимости СМИ ведь нужно еще самое главное, чтобы обществу это было нужно. А общество изменилось, общество разочаровалось в журналистах. Людям не нужна свободная журналистика. Нет запроса, нет требований, нет поддержки от общества. И поэтому журналисты сами биться с властями могут, только если они такие исключительные и смелые, но героев всегда мало. Их меньше, чем тех, кто пытается приспособиться к условиям. Людям платить по кредитам. У них квартиры, дети, семьи. Ради чего, ради кого они это будут делать?!
Леонид Кравченко
Был бунт, например, во время Кравченко Леонида Петровича, который возглавлял Гостелерадио. Вот против него бунтовали и журналисты, и зрители. В январе-феврале 1991 года. Были демонстрации, протесты против политики Кравченко на Гостелерадио. Тогда он закрыл программу «Взгляд». Тогда начались проблемы у новостей TCН. Тогда Дмитрий Киселев и Татьяна Миткова стали невероятно популярными ведущими, которые как раз сопротивлялись цензуре. И вот вроде бы был такой светлый период, когда боролись с цензурой на телевидении. Но это же не очень-то удалось. В феврале Кравченко был переназначен на должность (она стала по-другому называться) Указом президента СССР Горбачева и просуществовал в этой должности до августа 1991. Потом просто случился путч. После этого руководить «Останкино» пришел Егор Яковлев, тогда климат немножко изменился. Но в принципе эти протесты ни к чему не привели. TCН закрыли. «Взгляд» перестал существовать.
Были ведь показательные случаи, которые дали всем понять, что происходит. Когда в 2001 году прикрывали НТВ, ведь было понятно, что на государственном телевидении, на федеральных каналах уже не будет такого количества критики, которое было прежде. Параллельно с НТВ брали под контроль и ОРТ. В результате появилось три главных канала в стране, которые контролировались Кремлем. Но это же было давно – в 2001 году. И было понятно, к чему ведет: сейчас берут под контроль совсем маленькие издания, Роскомнадзор блокирует какие-то сайты в интернете, которые и близко не имеют такого охвата, как телевидение. Когда убивали кого-то из журналистов, ведь было понятно, как это влияет на остальных. Когда убили Анну Политковскую, стало очевидно, что на тему Чечни теперь многие побоятся писать. Остается совершенно героическая «Новая газета», которая продолжает это делать, и Елена Милашина, которая освещает тему Чечни. Но это же исключение! Показательные примеры были. И кроме того, вычищалась за все эти последние 15 лет эта зона канал за каналом, программа за программой, журналист за журналистом. Все хуже и хуже в смысле степени свободы, которую они могут продемонстрировать.
– То есть близок уже момент, когда российских журналистов можно будет, как и в советские времена, называть представителями СМИП, а не СМИ?
– Основные каналы телевидения, конечно, никакого отношения к журналистике уже давно не имеют. Вся эта крымская кампания, военная операция на Украине – это за гранью. Тут включены, конечно, самые настоящие пропагандистские технологии и ничего больше. Журналистика все еще существует. Все-таки есть ряд независимых изданий или людей, которых по пальцам можно пересчитать, но я боюсь, что это тоже ненадолго. Если уж мы возвращаемся к тому, что имели 30 лет назад, то в полный рост. Мне кажется, что и дальше будет ухудшение климата для журналистов.
– Выходит, самые свободные годы для российской журналистики – это советские 1988 и 1990-й, тогда журналистика побыла четвертой властью.
Основные каналы телевидения никакого отношения к журналистике уже давно не имеют
– Ну, я бы так не сказала. Тогда все-таки цензура еще существует прямая. Нужно получать штампы для того, чтобы прошли какие-то публикации. Это была либерализация, освобождение. Это не была свобода, это было все еще авторитарное общество. Во время Ельцина мы делали вид, что идем к демократии, но и тогда были попытки договориться, надавить. Представление о СМИ как о четвертой власти в России появилось в конце горбачевского периода. Тогда это была очень популярная концепция, Михаил Полторанин, министр печати, ее продвигал. И в принципе, конечно, журналисты оказывали влияние на власть.
– А сейчас?
– Ну, сейчас кто оказывает? Ну, кто? Дмитрий Киселев, что ли, оказывает влияние на власть? При всех своих закидонах в эфире и при громаднейшей аудитории, которую он имеет, ну, какое он влияние на власть оказывает? Скорее, она его полностью контролирует.
– А концепция, которую продвигал Полторанин, брошена и забыта…
– Да, конечно, давно! Я не вижу никаких предпосылок, никаких причин для изменения ситуации. Я не вижу ни запроса общества, ни желания власти, ни силы журналистского сообщества противостоять этому. Я не знаю, почему людям не нужна наша профессия. Но это так. Большинству не нужна. А того количества людей, которым нужна независимая журналистика, недостаточно для ее поддержания.
– То есть, по-вашему, для того чтобы ситуация принципиально изменилась, должен прийти, грубо говоря, новый Горбачев и сказать – дорогие журналисты, вот вам свобода слова?
– Перестройка 2.0 – да.
– Что произойдет в этом случае с журналистской средой? Те люди, которые сегодня обслуживают действующую российскую власть, опять перестроятся?
– Легко! Мгновенно! Мы видели на протяжении всех этих лет всех этих людей, которые неоднократно меняли позиции. Легко! Они умело перестроятся. Тот же Дмитрий Киселев. Можно посмотреть, что он говорил 10–15 лет назад, и сравнить с тем, что он говорит сейчас. Придет завтра новая власть, будет новая повестка дня, и те же люди смогут продвигать ее. Но доверие, боюсь, не восстановимо.
– Доверие со стороны коллег, но население-то доверяет.
– Мне кажется, мы имеем искаженное представление об умонастроениях этих 86 процентов. Мы не знаем, на самом деле, что думает наше население. Например, митинги, протестную активность 2011-2012 годов никто не предсказывал – это было полной неожиданностью, потому что мы не понимаем, на самом деле, что у нас происходит, и понять, в принципе, неоткуда, если социология у нас под контролем, СМИ под контролем, то откуда знать, что думает общество?!
