Команда 29 объясняет, что можно сделать в случае угроз. А журналист Олег Кашин и основательница проекта «Дети-404» Лена Климова рассказывают о том, каково быть мишенью хейтеров.
Ваше заявление должны зарегистрировать. В ответ вам выдадут номер КУСП (книги учета сообщений о происшествиях), по которому вы можете проверить статус заявления.
Угроза по политическим, религиозным, национальным, идеологическим мотивам остаётся уголовным преступлением. Угроза без этих мотивов становится административным правонарушением, только если человек совершил его впервые. Максимальное наказание в таком случае составляет до 200 часов обязательных работ или 30 суток ареста или 50 тыс. рублей штрафа. В случае повторной угрозы он понесёт ответственность в уголовном порядке.
[В правоохранительные органы] обращалась, причём не вполне по своей воле. 21 ноября 2014 года международная организация Front Line Defenders распространила письмо, в котором требовала от властей РФ, среди прочего, расследовать сообщения о приходящих мне угрозах смерти и обеспечить мою защиту.
Немного времени спустя мне позвонили из местного отделения полиции и попросили прийти для разговора. Я пришла, захватила с собой пачку скриншотов из «ВКонтакте». Распечатали только самые очевидные, на мой взгляд, угрозы жизни. В отделении была занятная беседа с девушкой-следовательницей. Вначале мы разбирались, что считать угрозой, а что нет. Например, сообщения типа «если бы в моих руках была власть, я бы вас расстрелял», «Увидела бы тебя — собственными руками бы расстреляла» — не угрозы, а лишь предположения и фантазии. «Сука, ты *********** [договорилась], кирдык тебе скоро», «Недолго тебе осталось», «***** [Конец] тебе, сучара, покупай гроб» — не угрозы, потому что никакой конкретики в них нет.
Так отсеялись все [угрозы], кроме десятка. Остались совсем очевидные вроде «убью, зарежу, придушу». Затем следовательница начала интересоваться, неужели я воспринимаю эти угрозы всерьёз. Я отвечала: «Ну как вам сказать? Вот человек мне написал — приеду в твой Нижний Тагил и убью тебя. Мне это воспринимать как шутку?» Хорошо — пишите заявления. Написала я десять заявлений и ушла. Судьбой их, если честно, не интересовалась, потому что было некогда и не верилось, будто действительно кто-то этим займётся. Очевидно, так и вышло — полиция по поводу угроз меня больше не беспокоила.
Неотвратимость наказания за любое преступление считаю крайне важным фактором, но в условиях, когда от наказания уходят и убийцы Немцова, и организаторы покушения на меня, и коррупционеры, и кто угодно еще, рассуждать об ответственности за угрозы убийством я не готов. Единственное, на что [такая статья об угрозе] сгодится — на использование властью против своих оппонентов (так, например, происходит сейчас со статьей о препятствовании работе журналиста, по которой судят [Леонида] Волкова).
Я понимаю, что некоторые могут бездумно бросаться словами без намерения воплотить их в жизнь. Но дело не в этом. Я знаю многих людей, кому интернет-травля и угрозы серьёзно испортили жизнь. Не все такие твердокаменные, как я. Да и мне раньше было страшно. Вот пообещали тебе голову отрезать, и ты ходишь по улицам и озираешься, носишь эти слова в себе, нервничаешь, получаешь расстройство, идёшь к психологу, не можешь уснуть — и так далее. А виртуальный резатель голов спит себе спокойно. Так ли важно, имел ли он намерение воплотить свою угрозу, если твоя жизнь уже из-за самой угрозы перестала быть спокойной?
