Кубатбек Байболов: В Кыргызстане порочная практика по-прежнему сильнее закона

Президент страны Алмазбек Атамбаев все же подписал поправки в Уголовный кодекс, предполагающие наказание за «ложное сообщение о совершении преступления». Большая часть журналистов и представители гражданского общества, взывавшие к главе государства, стремящемуся строить демократию, остались неуслышанными.

Уже после принятия закона отдельные чиновники заявили, что СМИ не стоит бить тревогу: мол, их это ужесточение не коснется. Однако юристы придерживаются абсолютно противоположного мнения. Так ли это? Об этом ИА «24.kg»поинтересовалось у бывшего генпрокурора Кубатбека Байболова.

— Кубатбек Калбекович, начнем с истории. Когда, кого и почему стали привлекать за ложное сообщение?

— В уголовном законодательстве все время существовала статья 127 «Клевета», а также 128-я — «Оскорбление чести и достоинства». Такая же статья есть в уголовном законодательстве почти всех стран мира. Но во все времена у журналистов, а с их подачи и у общества, к этой норме было негативное отношение. Представители СМИ считали, что эта статья направлена против них лишь потому, что всегда была путаница между клеветой как таковой и практикой работы правоохранительных органов. Ведь сама по себе клевета — отвратительная вещь. И государство таким образом берет на себя обязанности защищать своих граждан от этого зла. Но на практике нашими правоохранительной и судебной системами эта статья была использована для преследования правдолюбцев — и не только журналистов, но и политиков. Потому и сложилось такое негативное отношение.

На заре независимости и в романтический период нашей демократии, когда она нам представлялась вседозволенностью, на моей памяти была трехкратная атака на эту статью, в том числе и со стороны журналистов. А я, не стану скрывать, всегда был против ее отмены, потому что отчетливо понимал, чем это может закончиться. Теперь уже для многих очевидно: эта статья была сдерживающим и отрезвляющим фактором. Нам стоило очистить клевету от практики преследования инакомыслящих, чтобы государство наказывало за навет и наговор, а не за свободу слова, и все встало бы на свои места. Мы долго добивались того, чтобы государство не мешало политическое преследование с клеветой. Это совершенно разные вещи.

— Очевидно ведь, что эта статья инициирована политиками для сведения счетов друг с другом. Но пострадают в итоге журналисты. Вы так не думаете?

— Журналисты всегда считали, что эта статья направлена именно против них. Ведь в обычной жизни люди, бывает, друг друга оскорбляют и клевещут, но в суд не подают. А когда об этом пишут в СМИ, то реакция иная. Закон действительно коснется пишущей и снимающей братии, а также политиков и государственных деятелей, которые во все времена через использование нормативно-правовых документов расправлялись с оппонентами. Эта отвратительная практика и порождала негативное отношение к этой статье.

Политики во все времена расправлялись друг с другом. И надо было моделировать и ожидать, что после отмены этой статьи нас захлестнет волна грязи и клеветы. Поначалу все взахлеб читали публикации, где кого-то поливают, пересказывали, испытывая при этом какое-то сладострастное ощущение… Теперь же наступил период отрезвления. Сегодня нет ни одного политика, на кого бы не вылили помои.

— В Гражданском кодексе есть статья о защите чести и достоинства. Что мешает применять ее?

— Это право толстосумов — клеветать на уязвленные слои, в том числе и журналистов. Предусмотренные штрафы в гражданском порядке не останавливают людей от клеветы, особенно в политической борьбе.

Сейчас в особенности воспринимается чернуха. И все СМИ упражняются в ее подаче, а граждане с удовольствием читают это. Того, кто пишет о положительном, никто не читает и как журналиста не воспринимает. Надо постоянно выдавать жареное и острое. А если писать о созидательном — кому интересно?

Теперь же отличить правду от неправды практически невозможно, да и люди особо не заботятся об этом. Их не волнует, насколько будет оскорблен человек. Слово в устах журналиста — такое же острое оружие, как и нож. Оно ранит даже тяжелей. Почему за ношение холодного оружия лишаем человека свободы, а за слово, которое является таким же оружием, не преследуем? Но новые власти, идя на поводу у общества и из-за негативного отношения к этой статье, а также для собственного пиара, отказались от обязанности государства защищать и отстаивать честь гражданина, отменив эту статью. Государство должно брать на себя эту обязанность.

— Возвращаясь к тому же, за что критиковали прежние «семейно-клановые режимы»?

— Мне трудно понять, зачем властям понадобилась эта статья. Если полагать, что они сильно озаботились состоянием преступности в области правосудия, а статья о ложном сообщении, напомню, в разделе «Преступления против правосудия», то для этого есть другие нормы.

Те, кто отменил статью «Клевета», сами же и попали под яростный обстрел. Но вернуть прежнюю статью в Уголовный кодекс они не могут, поскольку заложили в Конституцию, что за оскорбление чести и достоинства уголовного преследования нет. Потому и решили зайти с другой стороны — через статью 329 «Ложный донос», поменяв последнее слово на «сообщение». Но не учли, что клевета в уголовном праве относится к разделу «Защита свободы личности», а «ложное сообщение» — к «Преступлению против правосудия». Они имеют разные родовые объекты.

— Учитывая сегодняшние реалии и несовершенство судебной системы в КР, будет ли этот закон применяться по назначению? Не станет ли он инструментом расправы с неугодными?

— Закон-то правильный, но мы говорим о нашей порочной практике. Для того чтобы возбудить уголовное дело и посадить, должен быть мотив. Учитывая нашу порочную практику, принятая статья получается гораздо более опасной и «тяжелой» по сравнению с клеветой. Потому что любое сообщение о совершенном преступлении подпадает под признаки этой статьи. Сегодня правоохранительные и судебные органы не утруждают себя доказыванием заведомости совершения деяния. Если надо посадить человека, то никто не помешает. И сильно доказывать не станут.

Заявление потерпевшего в правоохранительные органы, в общем-то, тоже подпадает под признаки этой статьи. Если вину не докажут и человек оправдается, даже будучи причастным к преступлению, написавший заявление подпадет под признаки той же статьи. Журналист, написавший в СМИ о совершенном преступлении, также подпадает под признаки этой статьи.

— Кого эти поправки коснутся в первую очередь?

— Свободы слова. Это будет серьезный удар по ней. И по носителям этого инструментария — журналистам. Я думаю, первыми жертвами будут журналисты, и это случится совсем скоро. При этом процессы будут показательными.

— В свое, так скажем, оправдание инициаторы закона приводят пример, что во многих странах мира есть такая статья, и это, мол, никак не влияет на свободу слова в тех государствах. Так ли это?

— Страны, которые перечисляются в справке — США, Германия, Бельгия, Австрия, Великобритания, Дания, Испания, Литва, Латвия, Норвегия, Польша, Швеция и другие, это демократически высокоразвитые государства, где совсем иные механизмы контроля и условия функционирования законов, нежели у нас. Там другие правоохранительные органы, судьи и граждане. Менталитет другой. Они не расправляются друг с другом, используя тонкости законодательства. Любой закон должен быть построен с учетом местных условий, и это самое главное.

— Разве разработчики законопроектов — депутаты — не должны были учитывать эти факторы?

— У меня вызывает недоумение, почему этот блок в Жогорку Кенеше курируют юридически неграмотные люди, никогда не работавшие в этом направлении. Инициатор этого законопроекта Эристина Кочкарова ни дня не проработала судьей, прокурором или адвокатом. Наше уголовное право очень схематично и институционально построено. А они ломают его.

— Сегодня большая часть населения ругает «желтую прессу» за откровенную ложь. Поможет ли этот закон избавиться от «ушаков»?

— Эта поправка берет только один сегмент — сообщение о совершенном преступлении. В целом же состояние свободы слова и журналистов от этой статьи не изменится. Но точечные удары будут наноситься. Норму станут применять первое время выборочно. После о ней благополучно забудут, как и о многих других. У нас в УК много хороших статей не работает.

Этой статьей нас отвлекают от больших дел. Если бы мы жили в более зрелом обществе, подумали бы об исправлении правил формирования государственной элиты, от которой менялось бы все, и журналисты в том числе. Вместо этого мы забавляемся фрагментами.

Мы должны определиться, какое государство строим. Если тоталитарное и диктаторское, то эти меры оправданны, поскольку они не вписываются в рамки демократического общества с рыночной экономикой. Получается совершенный алогизм: мы декларируем один ценности, а на практике предпринимаем шаги в другую сторону.