Август 1991-го: почему путчистам не удалось подчинить себе СМИ и установить информационную блокаду
Годы горбачевской перестройки были «золотым веком» советских СМИ: такой популярности и таких рекордных тиражей телепрограммы, газеты и журналы не знали ни до, ни после рубежа 80-х и 90-х. Неудивительно, что в дни августовского путча 1991 года российские СМИ сыграли значительную роль в том, что страна и мир оставались в курсе драматических событий, происходивших в Москве, а инициаторам переворота не удалось установить информационную блокаду, хотя они к этому активно стремились. Радио Свобода публикует исследование Наталии Ростовой, посвященное тому, с чем столкнулись и как вели себя журналисты в три решающих августовских дня. Это часть проекта «Рождение российских СМИ. Эпоха Горбачева (1985–1991)». Публикуется с небольшими сокращениями.
НАЧАЛО ПУТЧА
В ночь с 18 на 19 августа главе Гостелерадио Леониду Кравченко позвонил секретарь ЦК КПСС Юрий Манаенков. Как рассказывал в интервью Slon Кравченко, ему было сказано, что за ним выехала машина, которая довезет его до ЦК. Для руководителя телевидения это означало, что приедет машина КГБ: с января все его перемещения контролировались приставленными к нему офицерами. Тогда необходимость в этом Кравченко объясняли угрозой покушения на него. «Начиная с января 91 года, было принято принципиальное решение, по предложению Крючкова и с согласия Горбачева, – поставить мне круглосуточную охрану, – рассказывает он. – Четверо человек охраняли, один постоянно был в подъезде, я даже не мог вынести мусор в мусоропровод без сопровождения охранника. Поднимался человек, и уж тогда я выходил. Сказали, что есть достоверные сведения об организации на меня покушения».
После введения чрезвычайного положения телевидение и радио должны работать в таком режиме, как они работали в дни похорон видных деятелей КПСС и государства
В 1.30 уже из кабинета Манаенкова Кравченко поднял из постели звонком первого заместителя генерального директора ТАСС Геннадия Шишкина, велев подъехать в ЦК. (Глава ТАСС Лев Спиридонов находился в это время в отпуске и на работе появился только к 5 вечера того же дня.) В результате именно ТАСС стал главным инструментом, при помощи которого путчисты распространяли свои заявления. Контроль за СМИ в те дни осуществлял секретарь ЦК Александр Дзасохов. Как сразу после путча Шишкин говорил «Коммерсанту», в течение трех дней тот многократно «оказывал давление, требуя передавать по каналам ТАСС больше информации в поддержку путча».
Как следует из показаний Кравченко, данных им по делу ГКЧП, Манаенков «дал понять, что после введения чрезвычайного положения телевидение и радио должны работать в таком режиме, как они работали в дни похорон видных деятелей КПСС и государства». Кравченко было приказано приготовить телевидение к введению чрезвычайного положения. Позже в интервью Slon Кравченко сказал, что такая программная сетка, когда играл симфонический оркестр Федосеева и звучала классическая музыка, бывала много раз в истории, часто – когда хоронили генсеков.
Леонид Кравченко
Руководителю программы «Время» Ольвару Какучая, как он рассказывал исследователю СМИ Эллен Мицкевич, Кравченко позвонил в 1.30 ночи и велел немедленно прийти на работу. Как следует из показаний Кравченко по делу, с тем же он позвонил еще двум важным телевизионным работникам – Дмитрию Бирюкову и Виктору Осколкову. В 5 утра у Олега Шенина Кравченко получил документы ГКЧП – заявления, указы, обращения, которые следовало огласить по телевидению. Какучая говорил, что указания Янаева о чрезвычайном положении написаны от руки, как и несколько страниц, написанныхАнатолием Лукьяновым.
«Я приехал в ТАСС и начал звонить работникам, необходимым для выпуска информации, – отмечал в показаниях Шишкин. – А в то время, когда я занимался организацией всего, раздался звонок по правительственной связи, и мне сказали, что звонят из Комитета государственной безопасности и сейчас ко мне приедут в помощь два сотрудника, которые хорошо знакомы со спецификой работы ТАСС». Около 5 часов туда же, в ТАСС, с документами ГКЧП приехал и Кравченко. В них был проставлен и порядок, в котором должны были выдаваться сообщения.
После этого Кравченко отправил документы в «Останкино», которое уже с 3.55 утра начал окружать транспорт с вооруженными людьми, а сам поехал в здание на Пятницкой. Через полчаса подъезды к «Останкино» начали перекрывать танки. Кравченко говорил во многих интервью, что позже не сразу смог зайти в здание – не пускали солдаты. Они считали, что выставлены на 15 суток, в реальности же были сняты с постов в ночь на 21 августа. В тот момент, когда Кравченко появился в «Останкино», Ирена Лесневская, всю ночь монтировавшая свою последнюю программу для Центрального телевидения, столкнулась с ним в лифте. «Утром я доделала «Кинопанораму», она должна была идти в эфир в День кино, 28 августа, – говорит она. – Смонтировала, в 8 утра села в лифт, а в него зашел глава Гостелерадио Леонид Кравченко. Белого цвета весь. Поздоровались: «Вы тоже с ночного монтажа?» – «Хуже», – говорит. «Тоже здесь ночевали или так рано приехали?» – спрашиваю. «Выйдете – все увидите».
Звонят из Комитета государственной безопасности и сейчас ко мне приедут в помощь два сотрудника
В 6 утра заявления ГКЧП появились на ленте ТАСС, а по телевидению указ вице-президента СССР Геннадия Янаева о введении чрезвычайного положения в стране и образовании ГКЧП прочитали дикторы Инна Ермилова и Евгений Кочергин. С этого же времени сообщения передаются и по радио. Документы комитета зачитываются с интервалами во времени, а в 8 утра выходит первый полноценный выпуск теленовостей, в котором они звучат друг за другом.
Как отмечал в своих показаниях по делу глава ТАСС Лев Спиридонов, к вечеру агентство стало получать заявления и из Белого дома – «Заявление Б. Н. Ельцина с осуждением путча», «Сообщение Комитета конституционного надзора», «Сообщение из Белого дома о созыве чрезвычайной сессии Верховного Совета РСФСР» и «О созыве пресс-конференции в Белом доме». «Я распорядился дать заявление Ельцина в изложении, в котором сохранялись два принципиальных положения: о том, что все это незаконно, и призыв к всеобщей бессрочной забастовке, – говорил он. – Эта информация прошла за подписью РосТАСС. Прошла информация о созыве чрезвычайной сессии Верховного Совета РСФСР с подачи ТАСС. Прошла информация по каналам связи со страной и за рубеж о пресс-конференции в Белом доме».
ЗАПРЕТ ГАЗЕТ
Путч был организован в понедельник, когда газеты традиционно не выходят. Но во вторник они не выходят уже в связи с постановлением ГКЧП №2 «О выпуске центральных, московских городских и областных газет». Этим документом «временно ограничен перечень выпускаемых центральных, московских городских и областных общественно-политических изданий», но названы те, что не представляют угрозы заговорщикам. Выходить разрешено следующим изданиям: «Труд», «Рабочая трибуна», «Известия», «Правда», «Красная звезда», «Советская Россия», «Московская правда», «Ленинское знамя», «Сельская жизнь».
Президент России Борис Ельцин выступает у здания Белого дома, 19 августа 1991 года
В 11.10 утра Егор Яковлев, главный редактор запрещенных в тот день «Московских новостей», уже встречается с Борисом Ельциным. Президент России, узнавший о перевороте из телевизора, с первых минут противостоит путчистам. Журналистка «Московских новостей» Евгения Альбац записывает в дневнике в этот день: «16.30. Ну, слава Богу, гэкачеписты наконец-то разродились: пришла «тассовка» – независимые демократические газеты будут закрыты. «МН» в том числе. Правые – «Правда», «Советская Россия», «Красная звезда» – будут выходить. Остальным предстоит «перерегистрация» в созданном ГКЧП органе контроля за средствами массовой информации. Ребята из «Коммерсанта» быстро выяснили, что ни им, ни нам регистрации не видать как своих ушей. Егору [Яковлеву] кто-то позвонил по «вертушке» (не назвался): «Ты меня, сука, душил, теперь слушай радио»… По радио в сотый раз – указы ГКЧП. Егор спокоен: экстрим – его стихия».
В 19.23 информационное агентство «Новости» передает сообщение со ссылкой на сотрудника «Московских новостей»: «Положение демократической прессы – критическое». Типографии, говорится в нем, отказались принять в набор ряд газет, включая «МН», и не объяснили, по чьему приказу это делается. «Редакция газеты «Гражданское достоинство» – орган Партии конституционных демократов – эвакуирована и перешла на нелегальное положение», – сообщает председатель ПКД Виктор Золотарев.
«Танки – лучшее место для рекламы «МН» – редакционный фольклор
20 августа в 11 утра главные редакторы 11 газет демократического толка, которые не вышли в этот день в свет – «Аргументы и факты», «Московский комсомолец», «Комсомольская правда», «Коммерсантъ», «Куранты», «Мегаполис-экспресс», «Независимая газета», «Российская газета», «Российские вести» и «Столица», – собрались в кабинете Егора Яковлева в «Московских новостях» и решили издать «Общую газету». «Будем выпускать общую подпольную газету, – записывает в дневнике Альбац. – Уже договорились с типографией в Таллинне. Факсами отправляем информацию в Париж, Нью-Йорк, Берлин, Рим. Там под шапками «МН» она выходит в «Либерасьон», в «Нью-Йорк Таймс», в «Репубблика»… Но почему работают факсы? Почему аэропорты принимают самолеты из-за рубежа, а вокзалы исправно отправляют поезда во все концы страны и за границу? Почему позволяют нам выпускать листовки, которые наши мальчишки наклеивают даже на танки? («Танки – лучшее место для рекламы «МН» – редакционный фольклор.) Переворот это или – ?»
В этот же день газету зарегистрировало Минпечати РСФСР, и она вышла в свет 21 августа. Номер верстался в «Коммерсанте», который возглавлял сын Егора Яковлева Владимир. Спустя годы шеф-редактор издательского дома «Коммерсантъ» Андрей Васильев скажет, что был «теневым» главным редактором «Общей газеты». «Володя Яковлев – тогда владелец и главный редактор «Ъ» – был занят: искал какую-нибудь из закрытых гэкачепистами типографий, где осмелятся взять взятку. Взятку взяли, газета вышла, тут и путч кончился. И сразу же пришлось выпускать текущий номер «Ъ». Я не спал третью ночь и обижался на ГКЧП: эти «совки» не смогли даже до выходных дотянуть».
Егор Яковлев
Номер «Общей» запомнится одним из легендарных, школы «Коммерсанта», заголовков: «Кошмар, на улице Язов«.
Кроме работы над «Общей» коллективы закрытых газет распечатывают на ксероксах и свои выпуски и раздают их в Москве с рук. «Редакция газеты «Московские новости» готовит к выпуску шестнадцатистраничный номер, – сообщает агентство «Новости». – 20 августа вышли размноженные на ксероксе номера газет «Куранты», «Московские новости», «Мегаполис-Экспресс», а также «Комсомольская правда», которая перешла в режим работы информационного агентства». Произошедшее журналисты в своих самодельных номерах называют «хунтой», «свержением Горбачева», «оккупацией».
Запрет на выпуск газет продлится до 6 вечера 21 августа и будет снят одновременно с включением средств связи на даче Михаила Горбачева, запертого в Форосе.
«ИЗВЕСТИЯ»
20 августа «Известия» становятся единственным печатным изданием, которое рассказало об обращении «К гражданам России», подписанном руководителями России Борисом Ельциным, Иваном Силаевым и Русланом Хасбулатовым. В нем говорилось, что президент СССР Горбачев был отстранен от власти, вне закона объявлен «пришедший к власти так называемый комитет», его решения и распоряжения. Гражданам России предлагалось «требовать вернуть страну к нормальному конституционному развитию».
Здание газеты «Известия» на Пушкинской площади в Москве
Газеты демократического толка запрещены, сторонники ГКЧП заявление не публикуют, поэтому информация «Известий» критична для понимания происходящего в стране. Журналист Владимир Надеин рассказывает, что главный редактор Николай Ефимов приехал в редакцию во второй половине дня и приказал выбросить из номера текст об обращении Ельцина. «Заметка была скромно заверстана на второй полосе, не идя ни в какое сравнение с материалами ГКЧП, господствовавшими на первой странице, – пишет Надеин. – Она не сопровождалась одобрительными комментариями, имея одно назначение – информировать читателей. Тем не менее указание Ефимова было категорическим – снять!»
«Известия» публикуют все материалы комитета, включая и постановление №1 (этим документом распускаются все органы власти в стране, включая военных и Совет безопасности, его функции ГКЧП тоже берет на себя), и указ вице-президента Геннадия Янаева (берет на себя президентскую власть «в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем своих обязанностей»).
Мы-то известинцы десятки лет, а вы – без году неделя
Возможно, Ефимов и смог бы настоять на праве главного, но тут возникло давление типографских рабочих. «…Только что пришли ребята из «Известий» (их, к стыду большинства журналистов, не закрыли): в типографии потасовка, – записывает в те минуты в дневнике журналист «МН» Евгения Альбац, сидящая в здании напротив «Известий», по другую сторону Пушкинского сквера. – Наборщики отказались набирать газету без заявления Ельцина». «Верстальщики, линотиписты, мастера типографии заявили, что без обращения Ельцина они печатать «Известия» не будут, – подтверждает Надеин. – «Это не ваше дело! – кричал Ефимов. – Вы – не «Известия». Рабочие ответили: «Мы-то известинцы десятки лет, а вы – без году неделя».
Редакция «Известий» после путча потребует отставки главного редактора. В решении редколлегии говорится: «Честь запрета, который хунта наложила на лучшие издания страны, обошла нас стороной. Путчисты были уверены в благонадежности Ефимова. Они не ошиблись. Ефимов служил им верно и до самой последней минуты». На его место коллектив изберет Игоря Голембиовского.
«ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО»
Балет «Лебединое озеро», ставший одним из символов августовского путча, традиционно служил музыкальным фоном при похоронах всех последних генеральных секретарей – и Леонида Брежнева, и Юрия Андропова, и Константина Черненко. В этот день, как неоднократно говорил Леонид Кравченко, балет стоял, причем дважды, утром и вечером, в телевизионной программе, которая в те времена составлялась за недели вперед. На вопрос о «Лебедином озере» он отвечал «раз двести или триста». «Ну возьмите газеты, журналы августа 91 года! – говорит он в интервью Slon. – Я еще 5 августа утвердил программу на неделю с 19 по 26 августа (это всегда заранее делалось, делается и теперь). Откройте газету и увидите, что и утром, и вечером было «Лебединое озеро», а также премьера художественного фильма «Три дня и три ночи». И он тоже был показан. Название было за два года придумано, кто знал, что путч будет три дня и три ночи? Это потрясающий парадокс!»
В день начала путча советские телезрители принудительно «приобщались к классике»
Кравченко говорит, что понимал: он лишится кресла в любом случае, кто бы ни пришел к власти, а потому решил защитить себя хотя бы тем, что поставит в эфир уже утвержденную программу.
Однако для аудитории музыка Чайковского стала символом замалчивания происходящего в стране. Любопытно, что эта же музыка звучала в дни переворота и по «Маяку». Ближайший помощник Горбачева Анатолий Черняев, запертый вместе с ним в Форосе, записывает в дневнике: «Когда я писал там, через каждые полчаса включал «Маяк»: между новостями шли «симфонии» и музыка из балета Чайковского «Лебединое озеро», от которых в той обстановке тошнило. Потом в памяти миллионов слушателей они навсегда остались «позывными путча». Кстати, именно по радио «Маяк» 19 августа Черняев узнал о перевороте.
Мы взяли и поставили то, что у нас было запланировано за две недели до этого, – балет «Лебединое озеро»
Виктор Осколков, который в то время возглавлял главную дирекцию телепрограмм Гостелерадио, рассказывал в интервью телеканалу «Дождь», что около полудня 19 августа ему позвонил выпускающий редактор и предложил что-нибудь поставить в эфир во время традиционного перерыва в вещании, который практиковался в те годы. В тот день перерыв планировался примерно с 12.45 до 3-х дня, и балет ложился в хронометраж. «Я позвонил тут же председателю компании, – вспоминал Осколков, – сказал, говорю, что вот, ребята предложили такой вариант, мне кажется, что это неплохо, это своевременно. Он говорит: «Да, хорошо». И мы поставили тогда то произведение, которое впоследствии вызвало такой резонанс. Мы взяли и поставили то, что у нас было запланировано за две недели до этого, оно должно было идти вечером, после программы «Время», – это балет «Лебединое озеро». <…> Неожиданно, спонтанно только вышло то, что мы решили не оставлять эфир без вещания. Потому что – это действительно было довольно страшно, – потому что заявления следовали одно за другим, и народ мог подумать, что уже что-то началось или, я не знаю, или закончилось».
Кравченко также рассказывал, что ему пытались навязать прямой эфир в виде телемарафона: «Первый секретарь Московского горкома Прокофьев даже прислал в «Останкино» около 140 работников предприятий Москвы, которые будут поддерживать ГКЧП». Но Кравченко удалось отбиться. «Такие экспромты в профессиональном плане немыслимы, – вспоминает он линию своей защиты. – К этому надо готовить города и людей – за несколько дней, заранее, и только тогда марафон получится».
ВЕЩАНИЕ: ТЕЛЕВИДЕНИЕ И РАДИО
Постановлением №3 ГКЧП временно ограничивает «перечень транслируемых из Москвы на всю территорию страны следующими программами: по телевидению – первой, второй и третьей программами Центрального телевидения; по радиовещанию – первой, второй, третьей и четвертой программами Всесоюзного радиовещания». Деятельность телевидения и радио России приостанавливается.
Как позже напишет «Коммерсантъ», в первый день путча в 10 утра «прекратилась трансляция республиканских ТВ. Технически республиканские каналы были заведены на ретрансляционные станции, находящиеся по периметру Москвы. Раньше эти станции были глушилками – ими же теперь и стали. Хотя западные радиоголоса в целом еще не глушились, глушилось всякое прямое (по телефону) включение из Москвы».
Защитники московского Белого дома на баррикадах, 20 августа 1991 года
В 14.57 агентство «Новости» сообщает, что по распоряжению Леонида Кравченко 19 августа отключены от эфира российское телевидение и радио (на втором канале транслировался первый). «Российское радио должно было выходить в эфир с 14.00, – отмечает тот же «Коммерсант». – И тоже не вышло, так как передатчик находился в том же «Останкино». Редакция продолжала работать в прежнем режиме, суммировала поступающую информацию и пыталась протолкнуть ее на западные станции».
Кравченко позже пояснит, почему было принято решение заблокировать российский канал: «Можно предположить было, что соберется Верховный совет, [встанет] за Ельцина горой. И для меня внутренне это выглядело позорным актом, не потому что нарекания потом будут, а просто [телевизионный] вариант со смертями генсеков». «Ну, а дальше произошло то, что произошло: российский канал – заблокировать, синхронизировать работу первого канала и второго: показывать то же самое, что на первом, – говорит он. – А там что? «Лебединое озеро». Это выглядело очень глупо с профессиональной точки зрения. Для меня это – один из несчастных вариантов моей творческой биографии, но другого выхода не было».
Агентство «Новости» 20 августа сообщает, ссылаясь на госсекретаря РСФСР Геннадия Бурбулиса: «За прошедшую ночь в Доме Советов России было оборудовано четыре радиостанции, ведущие передачи на коротких и средних волнах. Российские депутаты лишены своих средств массовой информации и могут рассчитывать только на эти радиостанции и зарубежное вещание на русском языке». Полноценно «Радио России» возобновит работу только 21 августа, в 14.30, хотя сумеет сделать несколько выпусков на русском и английском языках в ночь с 19 на 20 августа.
Выходили в прямой эфир каждый день. За несколько дней военной блокады города у нас скопилось огромное количество снятого материала
О том, что в действительности происходило в те дни, телевизионной аудитории станет известно после путча. 23 августа в эфир вышел спецвыпуск программы «Взгляд», закрытой в конце 1990-го. Его провели Владислав Листьев, Александр Любимов и Александр Политковский. «Выходили в прямой эфир каждый день, – вспоминал позже Любимов. – За несколько дней военной блокады города у нас скопилось огромное количество снятого материала. Поскольку государственное ТВ было окружено войсками, наши телекамеры практически и собрали всю картинку трехдневного путча. Работали все: и Листьев, и Демидов, и Разбаш, и даже Эрнст, который политической журналистикой не занимался». Именно «Взгляд» показал 25-го кассету, которую Горбачев записал еще в Форосе. Как рассказывал позднее его пресс-секретарь Виталий Игнатенко, Горбачев услышал его совет – передать пленку именно «Взгляду», несмотря на сложное личное отношение к ведущим.
Вышел в те дни и спецвыпуск программы «До и после полуночи». Борис Ельцин здесь отрицательно отвечает на вопрос: «Можете ли представить себя завтра не на том посту, на который избрали вас мы?» В сюжете приводятся комментарии танкистов, которые отказались выполнять приказ, интервью с двумя сотрудниками «Альфы», которые рассказывают о невыполненном приказе штурмовать Белый дом. Уникальные кадры, которые демонстрирует телеведущий Владимир Молчанов, – обыск кабинета арестованного председателя КГБ Владимира Крючкова. Оператор заходит в кабинет вместе со следователями. А 22 августа Молчанов оказывается в «месте, где содержатся Язов и Крючков, не имея права его назвать». Маршал Язов дает интервью, но отказывается от съемки на камеру. На вопрос о том, что его ожидает в будущем, отвечает так: «Я думаю, что благодарность объявлена не будет». Крючков же в конце интервью просит журналиста дать ему газету, в обмен на которую он мог бы ответить еще на несколько вопросов. Никакой газеты у Молчанова нет. «Ну вот видите, я не знал, а то бы только на один вопрос ответил», – досадует главный чекист страны.
«ЭХО МОСКВЫ»
Время путча приносит «Эху» настоящую славу. Вещание радио за три дня прекращалось четырежды, и, как сейчас известно, на этом настаивал лично Борис Пуго, глава МВД СССР и один из членов ГКЧП.
Деятельность радиостанции «Эхо Москвы», как и телевидения и радио России, «как не способствующих процессу стабилизации положения в стране» приостанавливается тем же постановлении ГКЧП №3.
В 7.20 утра радиостанция сообщила, что на Москву идут танки. А уже в 7.40 люди в штатском, которые зашли в здание, велели прервать вещание, ссылались на чрезвычайное положение. Как писал «Коммерсантъ», «главный редактор Сергей Корзун ответил, что сделать это ему не позволяет этика журналиста. Тогда люди в штатском выключили рубильник и опечатали помещение». «Аргументы и факты» отмечают, что предъявивших документы сотрудников КГБ было восемь.
Танки у Кремля. Москва, август 1991 года
Вещание возобновилось 20 августа в 13.40, как пишет «МК», «не без вмешательства народных депутатов», что помогло узнать «об истинной ситуации в Белом доме». Вновь было отключено около 23.00. «Московский ОМОН находится внутри радиостанции, а десантники охраняют ее снаружи, – передает в ту ночь РИА Новости. – Как сообщили сотрудники «Эха Москвы», «охранники» обращаются с ними хорошо. В связи с введением комендантского часа в столице штаб Моссовета по чрезвычайным ситуациям рекомендовал сотрудникам дожидаться утра в здании радиостанции».
21 августа в 3.37 утра «Эхо» вновь вышло в эфир, еще на шесть часов, но по приказу вошедшей в помещение радиостанции группы десантников, в 10 часов 18 минут ее передачи снова прекращены. Командир группы подполковник Захаров сказал, что это сделано по приказу коменданта города. Произошло закрытие вещания при помощи группы «Альфа», в нем принимал участие лично руководитель подразделения Виктор Карпухин. В последний раз в эти дни вещание «Эха» было возобновлено в половине четвертого вечера.
Годы спустя глава Гостелерадио Леонид Кравченко в интервью Slon рассказывал о благодарности, которую сохранила к нему редакция «Эха». «Пуго распорядился послать туда омоновцев и их заблокировать, – вспоминал он. – А с «Эха» звонят мне: «Как же так? У нас – коммерческие договоры». Я поговорил с заместителем министра связи, потому что мы оба подписывали [разрешение о вещании], он – с технической точки зрения. Мы [в случае чего] должны были платить неустойку – что мешаем им [осуществлять деятельность]. Как события развивались бы, неизвестно, но иск с юридической точки зрения был бы точно. И я сказал об этом Пуго… И вот я к нему обратился, понимая, что с ним можно обсуждать элементарные вещи. В результате «Эхо» продолжало работать, поэтому годы спустя я у них значился как человек, который помог восстановить вещание».
Пуго распорядился послать туда омоновцев и их заблокировать
Долгие годы на «Эхе» работает и сын Кравченко – Антон Орех, который вынужден был взять псевдоним при поступлении на факультет журналистики тем же летом 1991 года. «Поступил случайно, это был август, все было раскалено до предела, и то, что фамилия его Кравченко, могло помешать поступлению, – рассказывал Кравченко. – Я преподавал на факультете много лет, и мне [декан факультета журналистики МГУ Ясен] Засурский тогда сказал, что опасается, что Антона может завалить профессор с другого факультета – из-за фамилии. Вот с тех пор он Антон Орех, фамилия Кравченко с тех пор для него табу».
Впрочем, в показаниях по делу ГКЧП Кравченко признает, что лично, вместе со своим подчиненным, вносил коррективы в постановление ГКЧП №3.
РЕПОРТАЖ СЕРГЕЯ МЕДВЕДЕВА
В 10 вечера 19 августа кадры с Борисом Ельциным на танке неожиданно появились в программе «Время». Четырехминутный сюжет корреспондента Сергея Медведева стал переломным. Он показал, что ГКЧП еще не одержал победу, солдаты не готовы стрелять в людей, а подступы к зданию Верховного Совета перекрыты москвичами. В сюжете было сказано, что Ельцин требует эфира для Горбачева, потому что он «заперт в Форосе». Для самого Ельцина показ сюжета Медведева был неожиданностью. Репортер не призывал людей выйти на улицу, но при просмотре сюжета было очевидно: можно пойти за Борисом Ельциным, как это уже сделали герои репортажа. Как в показаниях по делу ГКЧП отмечал Валентин Лазуткин, Борис Пуго назвал этот репортаж прямым предательством и инструктажем к действиям против ГКЧП. «Вся программа «Время» была полна откликами о «единодушном одобрении трудящимися», и только этот репортаж показал сопротивление москвичей созданию ГКЧП», – писал о нем исследователь телевидения Георгий Кузнецов.
Только этот репортаж показал сопротивление москвичей созданию ГКЧП
Годы спустя глава Гостелерадио Леонид Кравченко в интервью Slon сказал, что сюжет с Ельциным на танке не мог быть показан без его разрешения. По его словам, его первый заместитель Валентин Лазуткин не мог принимать решений, подобных этому, самостоятельно, поэтому позвонил в 9.30 вечера на дачу, куда он, Кравченко, уехал после напряженного дня, и они договорились о 2 минутах 20 секундах эфира для этого.
Как рассказывал сам Медведев в интервью исследователю медиа Эллен Мицкевич, он попросил разрешения пойти в Белый дом, на баррикады, у своего начальника, руководителя новостей Ольвара Какучая. Тот, хотя и не верил, что получится дать сюжет в эфир, разрешил сходить – «для истории». (В самом сюжете Медведев тоже проговаривается, что не верит в выход в эфир.) По версии Медведева, Лазуткин согласился с Какучая дать репортаж. Как отмечает Мицкевич, Лазуткину немедленно позвонили и сказали, что он уволен, Какучая попросил Медведева исчезнуть на две-три недели, а 20-го числа к Лазуткину прикомандировали полковника КГБ.
Окончание следует
