О работе ОТРК (Общественной телерадиовещательной корпорации Кыргызстана) есть такая крылатая фраза, сказанная ныне покойным известным журналистом и одним из гендиректоров главного телеканала страны, Мелисом Эшимкановым: «КТР можно исправить только одним путем: взорвать, сравнять с землей и отстроить заново».
Нынешний глава ОТРК Илим Карыпбеков доказывает, что изменения возможны и без радикальных мер. За семь месяцев своего руководства он стал инициатором таких масштабных реформ, которых кыргызстанцы не могли себе представить даже в самых смелых мечтах.
Экскурсия
Отправляясь на интервью с главой ОТРК, я представляла, что мы будем вести неспешную беседу в его просторном кабинете, обитом деревом, как в лучшие советские времена, а услужливая секретарша угостит нас чаем или кофе. Каково же было мое удивление, когда я увидела рабочее место Илима Карыпбекова – в углу учебного зала для тренинга журналистов. Причем в этом же зале трудились за компьютерами еще 6 сотрудников.
«Хотите экскурсию?» — с ходу приглашает Илим Майрамбекович, не давая удобно устроиться на стуле, и ведет на третий этаж, где снесены все стены и двери. Рабочие устанавливают стеклянные перегородки.
«Раньше кабинет президента ОТРК состоял из трех частей — приемной, самого кабинета и комнаты отдыха,- вспоминает Карыпбеков. — Посидев в этом кабинете, я понял, что каждый новый руководитель превращался в госчиновника, становился тем же, кого еще недавно сам критиковал. Я понял, что изменения надо начинать с себя. Когда я озвучил идею все разрушить, сделать везде стеклянные стены, мне никто не поверил. Много было противников, которые говорили, что это здание – архитектурное достояние, построенное в 1974 году, и ничего здесь переделывать нельзя. На днях мы закончим реконструкцию, уже начали вырисовываться какие-то контуры моего замысла, и люди постепенно стали доверять мне».
Быстро спустившись на первый этаж, к центральному входу, гендиректор продолжает экскурсию: «Первое, что меня поразило – это вход в ОТРК, тут стояли какие-то будки, все было огорожено стенами, выглядело понуро, мрачно и убого, как будто заходишь не на телевидение, а в какое-то супербюрократическое учреждение советского периода. Поэтому я все это убрал, освободил вестибюль, поставил диваны для посетителей, оставил одного милиционера и ввел чиповую систему».
Как выяснилось, тут же появились противники чиповой системы. И не случайно. «Было так, люди числились у нас, но работали в других местах. Ежемесячно приходили за зарплатой. За 1200 сотрудниками невозможно уследить, никто не контролировал, поэтому люди приходили на работу, когда хотели. Когда я ввел чиповую систему, сначала было сопротивление, потому что все компьютеризировано, и сразу видно, кто и когда приходит. После нововведения 30 человек сами по собственному желанию уволились. Еще более 30 были уволены за нарушения трудовой дисциплины. Сейчас на ОТРК налажена дисциплина. Кто-то перешел на контракт, кто-то начал хорошо работать. Все поняли, что халява закончилась»,- говорит Илим Майрамбекович.
Мы проходим по внутреннему дворику ОТРК, где установлена небольшая велопарковка. Один из двух стоящих ту велосипедов принадлежит гендиректору Карыпбекову.
«Когда я первый раз приехал на ОТРК на велосипеде, это, мягко говоря, вызвало шок у сотрудников. Люди меня абсолютно не понимали. Все думали, что это пиар. Но я уже 6 лет передвигаюсь по городу на велосипеде. Еще работая в Секретариате, я был первым человеком, который приехал в «Белый Дом» на велосипеде»,- вспоминает Илим Майрамбекович.
«Раньше здесь стояла машина генерального директора, машина заезжала во дворик, проезжала мимо административного здания и становилась в центре. Как только я сюда пришел, установил шлагбаум, чтобы машины вообще сюда не заезжали. А машина генерального директора стоит вон там, в углу», — показывает Карыпбеков на запыленный черный джип.
— Как вы могли отказаться от этого кайфа, заезжать на глазах всего коллектива к центральному входу? Это же в понимании большинства и есть мерило жизненного успеха, чуть ли не красная дорожка!? – удивляюсь я.
— У всех прежних гендиректоров была не только машина, ему положен был водитель, телохранитель, ассистент, советник и личный секретарь. Пять человек обслуживали генерального директора и его машину. От всего этого я отказался. Но не ради пиара. А потому что все это мне чуждо. Это не модно, не актуально. Вы не представляете, какое это наслаждение – ехать на велосипеде после рабочего дня. Включаешь наушники с аудиокнигой и едешь по прохладному вечернему городу. На сегодняшний день это единственное мое развлечение, ни на что другое у меня времени не хватает.
— Какую аудиокнигу вы сейчас прослушиваете?
— Джорджа Оруэлла «1984». И сравниваю с «Архипелагом ГУЛАГ». Мне интересно, брал ли Солженицын идеи из этого произведения, потому что очень многие моменты похожи. Оруэлл написал свою книгу в 20-е годы прошлого столетия и практически угадал все методы, описанные Солженицыным, которые использовались в системе.
Гендиректор ведет нас в новую концертную студию, где проходят съемки очередного концерта. Поднимаемся на вышку для осветителей и осматриваем суперсовременную сцену, которая переливается всеми цветами радуги.
— Несколько месяцев назад здесь стояла старинная сцена советских времен и деревянные кресла для зрителей. Мы убрали все. Установили стеклянную сцену, сборную мебель для зрительного зала, все быстро демонтируется, всего за полчаса. Обновили свет, поставили студию формата HD. Этот зал один из результатов моей работы, причем, все это мы сделали на собственные деньги, — рассказывает гендиректор.
— А откуда у вас деньги? Все прежние руководители плакались, что денег не хватает на зарплату!
— Я делал заявление, что на ОТРК были механизмы, которые можно охарактеризовать как коррупционные, когда большая часть денежных потоков уходила мимо бюджета ОТРК. По данному поводу идут проверки антикоррупционной службой. Факт в том, что сейчас в целом по Кыргызстану рекламный рынок падает. А у нас за 7 месяцев моей работы рост рекламы составил 74%. Мы сконцентрировали внимание на финансовых потоках, все привели в соответствие с законом, закрыли нерациональные траты, и рост сам по себе пошел. Могу ответственно заявить – на сегодняшний день у ОТРК нет проблем с деньгами. Я постараюсь к концу следующего года вывести ОТРК на такой уровень, когда мы сможем отказаться даже от бюджетных денег, от тех 400 миллионов сомов, о которых все говорили, что их не хватает. И это не сказки, не пустые обещания, а адекватные вещи. Мы смогли спокойно отстроить новую концертную студию. Мы делаем новую новостную студию «Ала-Тоо 24», студию формата ВВС. Аналога такой студии не будет во всей Центральной Азии. К открытию мы почти готовы, и к новому году сделаем презентацию по сути нового телеканала. И все это на наши средства, не трогая выборных денег.
О выборах и обслуживании власти
Наконец мы возвращаемся к рабочему месту Илима Карыпбекова и продолжаем беседу.
— Как ОТРК поработала на выборах?
— На выборах ОТРК заработала 1 миллион долларов. Мы планируем публично, прозрачно и правдиво отчитаться от кого и сколько получили. Из этих денег мы оплатили долг УЕФА в 84 тысяч долларов, чтобы купить лицензии на Чемпионат Германии и Испании по футболу. Больше из этих денег мы не трогали ни сома. А планируем на них закупить переносную техническую станцию. Та, что у нас есть, уже устарела морально и технически. Когда у нас большие мероприятия, такие как «Игры кочевников», мы не может обеспечить трансляцию международным телеканалам, так как им нужен сигнал HD. Современная переносная станция стоит порядка 6-7 миллионов евро. Плюс комплектующее оборудование – 3 миллиона. Я обратился к президенту и премьеру, чтобы нам разрешили закупить на эти рекламные деньги современную технику.
— Как вы в целом оцениваете прошедшие выборы?
— Я доволен двумя вещами. Первое – что они прошли мирно. И второе – раньше после выборов в стране происходили революции и погромы, а на ОТРК выливался ушат грязи, и называли главную телекомпанию «черным ящиком». Я рад, что мы смогли провести выборы без существенных ошибок. Это произошло благодаря тому, что наш коллектив работал открыто, мы обеспечили всем партиям доступ на дебатах и одинаковое отношение. Это сыграло свою роль. Ни одна из партий не критиковала ОТРК за то, что у нее не было доступа.
— Я слышала, что «Ата-Мекен» собиралась подать в суд на ОТРК. За что?
— Это было до выборного периода, им не понравился сюжет о том, что часть трудовых мигрантов сделали заявление, что не поддерживают партию «Ата-Мекен». Партия посчитала, что мы несколько предвзято и необъективно это отразили. Мы считаем, что это была сбалансированная информация. Сейчас идет суд. Таких недопониманий очень много, и они будут, потому что развитие телеканала – это путь долгий и сложный.
— Критики всегда обвиняли вас, что ОТРК обслуживает власть. Это издержки госканала?
— Нужно понимать, что общественные телерадиокомпании ни в одной стране мира не занимают в рейтингах первые места. Потому что их контент направлен на то, чтобы понравится всем слоям общества, там нет шоу, каких-то провокационных передач, и большинство телезрителей считают такие телеканалы скучными. ОТРК был главным телеканалом во все времена и по рейтингу популярности остается первым в нашей стране.
Все хотят тут появиться – члены парламента, правительства и администрации президента. У каждой из этих ветвей власти есть свои отделы, которые работают по информационной политике. И сотрудники этих отделов периодически звонят мне и высказывают недовольства, что мы не так дали их позицию. Мы постоянно с ними спорим, они критикуют нас, что мы не достаточно правильно поняли их спикеров или не ту цитату дали, или не достаточно активно освещаем их работу. В чем-то мы соглашаемся, в чем-то отстаиваем свою точку зрения. Их тоже понять можно, мы – главный телеканал, и их задача довести до граждан их политику. И между нами спор должен быть. Но я могу на хлебе поклясться, что на сегодняшний день на меня нет ни единого признака давления со стороны «Белого Дома». Я и сам такой человек, который не приемлет давления, и я не держусь особо за это кресло. Оно не представляет для меня какой-то ценности. Это очередной вызов моей жизни, когда я могу что-то сделать, но не больше.
Позиция гендиректора ОТРК не благо для меня, не цель моей жизни. Я прекрасно понимаю, что в апреле 2016 года Наблюдательный Совет может выкинуть меня из этого кресла, если будет не удовлетворен моей работой. Поэтому никакого давления от власть имущих сегодня нет. Наоборот, большое давление я сегодня ощущаю от лидеров некоторых так называемых оппозиционных партий. Они заходят ко мне в кабинет, угрожают, вплоть до физического воздействия. От них давления больше, чем от аппарата правительства. Но я сторонник того, что нужно со всеми разговаривать и договариваться. Мы живем в такой стране, где со всеми можно найти общий язык, точки соприкосновения. Если я где-то ошибаюсь, я могу извиниться. Мы должны научиться извинять друг друга.
— У вас уже выкристаллизировалась основная задача ОТРК?
— Я думаю, что ОТРК должен быть абсолютно прозрачным. Все наши успехи, проблемы должны быть общественным достоянием. Все, что происходит на ОТРК, мы выкладываем в соцсети и на сайт ОТРК. Мы должны привыкнуть к этой прозрачности и подотчетности. Я знаю, что рано или поздно уйду с этого поста. Поэтому хочу сделать так, чтобы тот, кто придет на мое место, не считал, что это такая должность, где можно получать блага. Хочу сделать такую систему, чтобы сотрудники ОТРК не позволяли гендиректору становится закрытым чиновником, чтобы все видели, куда какие деньги уходят и какие планы развития существуют. Вот это основная цель. Тогда обязательно это отразится на телеэкране. Главное – изменить систему управления, отношение внутри корпорации, отношение к людям, создать лучшие условия работы, после этого будут изменения.
Много лет ОТРК был местом интриг и склок. Я могу ответственно заявить, что на сегодняшний день на ОТРК нет интриг и склок. Потому что если руководитель сам не будет позволять это и не будет участником подобного, то этого никогда не будет. У наших сотрудников очень высокий потенциал, они прекрасно провели предвыборные теледебаты, на великолепном уровне транслировали футбол, причем, на устаревшей аппаратуре, поэтому я очень гожусь нынешним коллективом. Моя главная задача – создать достойные условия работы для сотрудников, а потом требовать. Кстати, я пришел на телеканал один и никого не привел и не собираюсь приводить. Моя команда – это команда ОТРК, люди, которые работают здесь и сейчас. У меня ровное отношение ко всем. А по поводу планов, раскрою секрет, в ноябре будет открыт спортивный телеканал. Кроме того, много изменений будет в основном вещании.
— Сегодняшний зритель нуждается в позитивной информации. Легко ли находить позитив в Кыргызстане?
— Позитив можно найти во всем. Все зависит от того, как смотреть на те или иные события. В любом событии можно найти негатив и концентрировать внимание на нем. Но мы должны поменять психологию людей, изменить отношение к миру и самим себе. Мы должны понять, в какой прекрасной стране мы живем. Если видеть позитивную часть нашей жизни, любого события, можно измениться внутренне. Главное не лениться и работать. Мы стараемся искать позитивные новости.
О Секретариате
— Вам стыдно сегодня за то, что вы работали в Секретариате Бакиева?
— Нет, абсолютно не стыдно. Я выполнял свои функции как госслужащий, я был завотделом службы взаимодействия с НПО и социальным сектором, моей задачей было налаживать с ними взаимодействие. Я проработал там 1 год и 3 месяца, ни за один день мне не стыдно. Я не делал политику, я выполнял свои функциональные обязанности. Естественно, госслужба мне многое дала в плане бесценного опыта. Каждое место работы — в администрации президента, в Секретариате, в Мегакоме, в аэропорту и теперь здесь – это опыт и багаж знаний.
— Когда вашу руководительницу Оксану Малеванную арестовали, журналистское сообщество не вступилось за нее. Можете объяснить, почему?
— Мне сложно говорить за все журналистское сообщество. Была малая часть журналистов, которые ее поддерживали, но публично они это не показывали, потому что она была непопулярна и против нее возбудили уголовное дело, обвинив во многом. Большая часть ее критиковала и до сих пор критикуют. Многие не вступались за нее, так как боялись навлечь на себя критику общества. Мой принцип таков: если на кого-то возбуждается уголовное дело, это неблагодарное занятие – давать оценку, пока не знаком с фабулой самого дела. Ситуацию можно со стороны видеть по-разному и дать разную оценку, и позитивную, и негативную. Оксана Малеванная, как любой человек, совершала ошибки, но она также делала вещи, которые были полезны.
— Если вспомнить работу Секретариата, то для нас, журналистов, это была просто катастрофа. Был ограничен доступ к информации от официальных лиц, не говоря о самом президенте, и насаждалось только свое видение ситуации. Как вы думаете, это была ошибочная позиция?
— То, что был ограничен доступ к президенту, мы ощутили в Секретариате достаточно поздно. Некоторые осторожно говорили, что это ошибка. Конечно, мы не смели перечить, но, например, Султан Джумагулов говорил, что это недопустимо и надо давать разные мнения. Но надежда на то, что до президента доносится объективная информация, оставалась до последнего. Не то, что у журналистов, у нас в Секретариате абсолютно не было доступа к президенту. Доступ был только у нее и Каныбека Таировича, как руководителя аппарата. А то, что это было ошибкой, практика показала, человек сделался оторванным от реальности.
— Тогда у вас было ощущение, что работа Секретариата ведется неправильно?
— Мы хотели верить, что все идет правильно, что сидит группа умных людей, которая разрабатывает правильные идеи. Но, что касается службы взаимодействия, я видел, что Секретариат взял на себя слишком много, с чем не справляется. Например, на мне были обязанности не только взаимодействия с НПО-сектором, но и завязаны решение всех социальных вопросов страны, определение концепций и направлений. И мы понимали, что моя служба, которая состояла из 8 человек, реально не справляется со своей задачей.
Мы не успевали не то что принимать решения, а даже читать все письма. Но так как реформа госуправления шла полным ходом, мы надеялись, что скоро нам дадут какое-то другое решение, и этими задачами будут заниматься другие отделы, управления, правительство, в конце концов. Но другие органы не принимали никаких решений, потому что думали, что решения должен принимать Секретариат. Я четко знал, что по социальным вопросам Секретариат взял на себя слишком много.
О критике
— Критика, которая тогда звучала по отношению к власти и та критика, которая сейчас звучит, отличаются по форме, контексту, интонациям?
— Критика отличается в части контента, но сущность критики всегда одинакова. Критика – это указание на ошибки и недочеты, которые происходят в любом управлении. И если тебя критикуют, то это делают для того, чтобы ты задумался и нашел корень вопроса. Думаю, правильнее было бы поставить вопрос так: как относились к критике тогда и сейчас? Тогда и сейчас к критике относятся по-разному. Сегодня, если звучит критика, то власть старается исправить свои ошибки. А в то время критика воспринималась так, что это все происки кучки оппозиционеров, которая слаба и представляет малую часть общества, и естественно, их задача – это стремление к власти.
— Так виделось все из «Белого дома»?
— Во всяком случае, тогда такое мнение там существовало.
— По-моему, тогда звучала очень жесткая критика, и критиковать власть тогда было опасно для жизни. А сегодня за что бы вы покритиковали нынешнюю власть?
— (Задумывается – ред.) Это, оказывается, сложный вопрос… Когда понимаешь сущность проблемы, откуда эта проблема возникла, и знаешь, что в этом ни один человек виноват, а сама ситуация складывалась годами, что это целая система, тогда просто так критиковать не можешь. Например, я не критикую Кулматова за мусор, потому что я знаю суть проблемы и сколько нужно времени для ее решения. Или многие критикуют власть за введение биометрии. Но я понимаю, насколько биометрия важна для будущего страны, какие плюсы она принесет. Поэтому, при всех минусах, критиковать не буду.
— Я вас понимаю, но мы журналисты все равно должны указывать на недостатки. А как? Просто констатировать факт?
— Когда я встречаюсь с Кулматовым, то всегда говорю ему о проблемах в столице. Да, я знаю, что он внедряет реформы, но город не будет ждать, пока меняется система. Раз проблемы до сих пор не решаются, значит, недостаточно делается для решения проблемы, значит, ответственные лица должны еще больше разрываться, стараться еще больше. Мы, журналисты, можем знать истоки проблемы, например, почему затормозился проект строительства ГЭС в Нарыне. Но люди ожидают этого строительства, а раз оно не начинается, значит, правительство недостаточно делает для устранения всех проблем. Следовательно, правительству надо еще больше работать.
— То есть, это должна быть дружественная критика?
— Она должна быть конструктивной. Но критика должна быть, даже если мы знаем причины проблемы, мы все равно должны говорить, и требовать, чтобы власти разбились в лепешку, но решили все вопросы, потому что люди не могут долго ждать. Я могу тоже приводить кучу причин, почему ОТРК не меняется, но зритель не будет ждать, пока я буду менять систему, я параллельно должен делать качественный контент. И поэтому я здесь сижу до часу ночи и работаю. В противном случае я должен оставить этот пост, а не жаловаться. Раз я взял на себя ответственность, я должен молчать в тряпочку и делать все для того, чтобы оправдать ожидания. И зрителей не волнуют наши проблемы, они хотят включить телевизор и видеть объективность, правду и качество.
Об «Азаттыке»
— Много лет западные общественные институты помогали строить кыргызскую журналистику. Этим летом вы отказались от западной помощи, расторгнув контракт с «Азаттык». Этот шаг тяжело вам дался?
— Для меня лично нет. Меня сильно возмутило отношение наших западных партнеров к ОТРК и нашим сотрудникам. Я не буду сейчас выносить сор из избы, но это отношение было недостойным. Меня это в первую очередь задело. Я захотел, чтобы к ОТРК и его сотрудникам относились с уважением, вне зависимости от того, какой была история этого телеканала. А второе, наши партнеры возмутились тем, что мы захотели самостоятельно развивать свой контент и вернуть себе самое лучшее время для собственных телепередач. Разрыв сотрудничества послужил тому, чтобы мы начали самостоятельно развиваться. И когда мы лишились хороших денег, этот факт оказался самой лучшей мотивацией к поиску других возможностей и развитию.
Я могу сравнить эту ситуацию с аэропортом «Манас». Можете себе представить, что ежегодно 1 млрд. 300 млн. сомов поступало в бюджет аэропорта 12 лет. Столько лет аэропорт ни делал ничего и получал огромные деньги от аренды американской авиабазы. Это привело к тому, что деградировала служба маркетинга, коммерческая служба. То же самое и на ОТРК было. Мы отдали свое самое лучшее время, получали за это деньги и ничего не делали. Это естественно приводит к деградации тех отделов, которые должны искать деньги на развитие. Поэтому разрыв контракта в «Азаттык» привел к тому, что мы вернули себе самое лучшее время в прайм-тайм для наших проектов, а им предоставили другое время. А после этого мы наладили партнерство с Китаем и возместили все наши потерянные деньги.
— Последствия оказались позитивными?
— Да. Мы начали сотрудничество с крупнейшим телеканалом Китая. Это не значит, что мы ушли от одних и перешли к другим. Наш контент, наша идеология, наша собственная политика намного важнее чем то, что другие диктуют. Теперь мы диктуем. А в том договоре с «Азаттыком» не было ни единого слова, которое бы говорило «в соответствии с законодательством Кыргызской Республики». Оно все было построено на основе законодательства США. Сегодня мы все договора делаем в наших интересах и требуем, чтобы нас уважали и относились как к равным.
— Фонд «Сорос» тоже свернул свои проекты…
— Очень жаль, что из-за одной передачи они прекратили сотрудничество. Но и от этого мы остались в выигрыше. Мы нашли новых партнеров. А все начатые Фондом «Сороса» проекты мы успешно реализуем собственными силами, на собственные средства.
О журналистике
— Вы одно время работали директором Медиаполиси, журналистской организации. Как на ваш взгляд изменилась кыргызская журналистика за 10-15 лет?
— Во-первых, кыргызскоязычные газеты стали понимать, что с таким контентом, что был популярен в последние 10 лет, уже не выжить. Ярого «ушакизма» на сегодня в СМИ уже нет, редакции отходят от этого. И это заметно. Второе, люди стали разборчивы к информации, а это привело к тому, что журналисты стали больше думать о качестве материалов. Третье, журналисты и редакции поделились на прозападных и пророссийских, таким образом журналистика перешла уже на другой уровень. Четвертое, если раньше журналисты по любому поводу шумели, если на их коллегу подавали в суд, то сегодня журналисты разбираются. И если журналист сам виноват, то свой же цех наказывает его равнодушием. И это оказалось намного больнее. Недавно, когда получили сроки некоторые главные редактора кыргызскоязычных газет, журналистское сообщество промолчало, и это было больно. Это было самое страшное наказание для самого журналиста. И это будет теперь механизмом самоочищения и самокритики, и она намного эффективнее, чем работа комиссии по рассмотрению жалоб на СМИ. Эта комиссия себя пока не оправдала. Эти тенденции я бы и отметил.
— Каким путем должна развиваться отечественная журналистика в условиях информационной войны?
— Журналистика должна стать конкурентной и качественной. Мы должны забыть, что можем использовать какие-то ресурсы влияния – административный или еще какой-то. Мы можем конкурировать только качеством, новыми идеями, внедрением современных технологий. И естественно, работать исключительно в национальных интересах.
Интервью вела Лейла Саралаева
Фото Абылай Саралаев
