25 марта 2021 года Институт по освещению войны и мира (IWPR) в Центральной Азии в сотрудничестве с лондонским Foreign Policy Center организовал онлайн-дискуссию на тему «Центральноазиатский (нео) консерватизм: национальная идентичность, гражданские свободы и вызовы защиты прав женщин и меньшинств».
Участники мероприятия обсудили растущую тенденцию «возврата к традиционным консервативным ценностям», дискриминацию прав и свобод меньшинств и общий рост влияния консервативно настроенных групп в Центральной Азии. Встречу открыл Адам Хуг (Adam Hug), директор Foreign Policy Center. Говоря о теме встречи, Хуг подчеркнул, что эта тема важна и затрагивает сложные вопросы идентичности, которые являются частью региональных и глобальных тенденций, связанных с ростом популизма и социального консерватизма. После вступительных слов и краткого обзора ситуации, Хуг представил трех спикеров мероприятия.
Национализм и консерватизм в контексте Кыргызстана
Гульзат Баялиева, PhD кандидат Тюбингенского университета, считает, что влияние консервативно настроенных людей в Кыргызстане, несомненно, растет: «Консерватизм или неоконсерватизм в контексте кыргызского общества включает в себя группы сторонников традиционалистского возрождения, что является взаимодействием религиозной и национальной идентичности в стране. Есть те, чьи ценности основаны на исламе и транс-местных формах ислама, и те, чьи ценности основаны на «чистом» кыргызском образе жизни, возрождении традиционных игр и распространении идей из эпоса «Манас».
В целом консерватизм развивается как сверху вниз, так и снизу вверх: правительство поддерживает традиционизацию ради построения нации, а исламские движения делают это для объединения религиозной идентичности. Есть также промежуточные группы, как ультранационалистическое движение Кырк-чоро, самопровозглашенные защитники и эксперты по кыргызским традициям и исламу, блогеры, и влиятельные люди, провокационный контент которых провозглашает консервативные религиозные идеалы и дискриминирует другие группы.
Таким образом, это означает, что консервативные негосударственные и государственные субъекты негомогенны, и разные игроки делят пространство более или менее мирно, у них больше схожая повестка и одни и те же вызовы, и угрозы перед лицом демократических сил».
Баялиева также отметила, что дискурс между этими консервативными группами и идентичностями, которые они хотят создать, усиливается с новым режимом: «То, что я сейчас наблюдаю из исследований социальных сетей и моего участия в совещаниях экспертов с проправительственными и традиционными организациями, — это то, что внутри консервативных групп кипит конфликт.
С одной стороны – традиционалисты, поддерживаемые администрацией президента, с другой – религиозные группы и лидеры исламского гражданского общества. Противостояние между этими двумя группами происходит не только из-за экономического или политического контроля, но также из-за права строить нацию в соответствии со своими собственными ценностями.
Новый проект конституции и новый указ о расплывчатых представлениях о моральных и духовных ценностях, подписанный президентом, указывают на склонность к нечетким националистическим движениям. Во время наших тесных дебатов, руководители этих традиционалистских организаций, которые разработали текст указа, утверждали, что этот закон уникален и необходим для очищения нации от иностранного влияния. Результат данного закона нам предстоит увидеть в будущем, но даже сейчас мы наблюдаем, что консерватизм вызывает поляризацию общества и становится важной проблемой. Недавние политические события в Кыргызстане усилили раскол между различными сегментами и выявили растущий раскол в кыргызском обществе. Эти события продемонстрировали отсутствие конструктивного диалога, который мог бы связать разные социальные группы».
Роль социальных сетей в поляризации людей
Выступавшие согласились с тем, что социальные сети играют большую роль в поляризации общества и могут использоваться властями для контроля над сознанием людей. Баялиева рассказала о разделении кыргызских социальных сетей на две отдельные группы и о том, как каждая из них используется для манипуляции массами: «Роль социальных сетей, безусловно, очень велика в возникновении и трансформации норм и ценностей. Онлайн-платформы и цифровые технологии вносят значительный вклад в способы взаимодействия и взаимоотношений.
Пользователи социальных сетей в Кыргызстане делятся на две группы, которые существуют в параллельных мирах – русскоязычные пользователи и кыргызскоязычные пользователи. Российские социальные сети ориентированы на средний класс и жителей городов, в то время как кыргызские СМИ обычно популярны среди жителей регионов и городов. Это создало эхо-камеры, в которых запечатлены размышления, ценности и восприятия людей. Жители сельской местности склонны доверять содержанию газет, поэтому, когда социальные сети заменили традиционные газеты, неудивительно, что люди воспринимают надежность онлайн-контента как должное.
Независимо от типа новостей, будь то фэйк или достоверная информация, одной из основных тенденций в социальных сетях Кыргызстана, по-видимому, являются личные нападки, негативные мемы и язык вражды в отношении гражданских активистов, и в основном женщин. В одном из наших исследований в социальных сетях мы задокументировали множество случаев ненавистнических высказываний и угроз смертью в отношении лидеров оппозиции, а также явных угроз сексуального насилия в отношении активисток. Информационные кампании и грамотность по правам человека в течение многих лет почти отсутствовали в кыргызскоязычных социальных сетях, поэтому контент был обогащен религиозными историями, развлекательными видео, жизнями знаменитостей или искаженными новостями.
Кыргызскоязычные социальные сети легко используются для манипуляций, чтобы отвлечь внимание от про-демократических или оппозиционных дискурсов. Не только при нынешнем режиме, но и при Атамбаеве, кыргызская общественность была настроена против правозащитников, независимых СМИ, лидеров оппозиции и НПО, навешивая на них ярлык «западников» и «шпионов».
В целом консервативные группы способствуют поляризации, используя разногласия в своих интересах. В одной из наших публикаций мы рекомендовали группам гражданского общества просвещать граждан по этим вопросам, но проблема заключается в том, что простое ознакомление людей с реальными фактами и нарушение ранее существовавших убеждений может еще больше усилить поляризацию. Следовательно, либеральные акторы должны сосредоточиться на формировании восприятия людьми норм, а не на обучении и изменении отношения», – резюмировала Баялиева.
Истоки политической борьбы и популизма в Кыргызстане
Эрик МакГлинчи, доцент кафедры политики Школы политики и государственного управления им. Шарля при Университете Джорджа Мейсона, отметил, что есть хорошие и плохие новости для Кыргызстана : «Хорошая новость заключается в том, что, в отличие от Таджикистана, Казахстана или Узбекистана, Кыргызстан не имеет консолидированное авторитарное правительство. Плохая новость заключается в том, что именно потому, что Кыргызстан не является консолидированным авторитарным правительством, мы наблюдаем рост популизма и национализма. При безопасных автократических режимах популизм и люди, находящиеся у власти, не нуждаются в поддержке и авторитете ».
Эрик МакГлинчи утверждает, что политическая борьба в Кыргызстане началась в 2010 году после свержения Бакиева. «Есть три причины, по которым мы видим высокую степень политической борьбы в Кыргызстане, а не где-либо еще.
Во-первых, это характер переходного периода в Кыргызстане в 1991 году, когда мы увидели раскол политической элиты Кыргызстана.
Во-вторых, отсутствие богатства природных ресурсов, которое мы можем наблюдать в других странах Центральной Азии. В отличие от Узбекистана или Казахстана, Кыргызстан не обладает обширными природными ресурсами, с помощью которых авторитарная власть может укрепить самодержавие. Когда автократы обладают богатыми ресурсами, им не нужно использовать население для получения доходов, они могут раздавать доходы, и в результате эти автократы несут гораздо меньшую ответственность перед населением. Поскольку в Кыргызстане правительство зависит от доходов населения в повседневной деятельности, существует высокая потребность «снизу вверх».
Последняя причина – сила и поддержка религиозных общин, которые не подвергаются преследованиям и репрессиям в той мере, в которой это происходило в Узбекистане или Таджикистане. В результате мы видим, что вокруг этих религиозных сообществ возникает гражданское общество, обладающее социальным капиталом с общими нормами, и эти сообщества могут преодолеть то, что мы называем в политологии дилеммой коллективных действий: становится легче протестовать и оказывать давление на правительство.
Идея международного сообщества по развитию и организаций гражданского общества в Кыргызстане заключается в том, что гражданское общество по своей сути является благом и приносит такие вещи, как либерализация и демократия. Однако было проведено множество исследований, показывающих, что гражданское общество может приносить нелиберальные результаты так же легко, как и либеральные, и я думаю, это то, что мы наблюдаем сегодня в Кыргызстане. То, над чем международное сообщество, кыргызские некоммерческие группы и НПО так усердно работали в 1990-х годах, — это усилия по созданию общих социальных норм, способствующих политической либерализации. Но это также позволяет гражданскому обществу поднимать нелиберальные вещи, такие как национализм и популизм, потому что вы можете отстаивать нелиберальные идеи так же легко, как вы можете отстаивать либеральные идеи.
Дискурс о группах ЛГБТК+ в Кыргызстане является излюбленной темой националистических и популистских движений и рассматривается как угроза кыргызской культуре и самобытности» – заключил МакГлинчи.
Рекомендации
Профессор МакГлинчи поделился некоторыми рекомендациями о том, как международное сообщество и Кыргызстан могут решить проблему популизма и консерватизма: «Во – первых, Кыргызстан получил бы большую выгоду, если бы у него были предсказуемые сильные и стабильные институты, которые могут поддерживать равные условия игры, чтобы обеспечить непредсказуемость демократии. Демократия определяется ее непредсказуемостью, и даже если мы не знаем, кто побеждает на выборах, единственный способ обеспечить эту непредсказуемость — это если политические элиты не попирают конституцию, законы о выборах или судебные органы.
Во-вторых, люди вроде нас должны думать о гражданском обществе так же, как мы думаем об интернете. Если вернуться к 2010–2011 годам и посмотреть на бунты и мятежи, то тогда было предположение, что интернет по своей сути хорошее средство либерализации и поможет провести демократические реформы. Однако мы больше не придерживаемся этого предположения об интернете и видим, что это может быть как проблематичным, так и хорошим фактором. Я не думаю, что гражданское общество и наше восприятие гражданского общества достигло такого уровня, поэтому нам нужно начать привносить эту здоровую амбивалентность в гражданское общество и признать, что это помогает преодолеть коллективные действия как в либеральных, так и в нелиберальных целях».
Традиционализм в Узбекистане и роль женщины в дискурсе национальной идентичности
Назима Давлетова, независимый исследователь, внештатный преподаватель Университета Вебстера в Ташкенте рассказала об узбекском традиционализме и то, как он влияет на роль женщин в обществе: «Если мы попытаемся понять, что такое традиционализм и что такое консерватизм, то эти термины очень относительны для Узбекистана. Сначала следует выяснить, с чем мы можем их сравнить: с тем, что было у нас во времена Каримова или во времена Советского Союза. Но я считаю, что нам нужно вернуться в досоветское время, потому что там начинается история консерватизма и традиционализма. После распада Советского Союза Каримов использовал дискурс национальной идентичности и славного прошлого, существовавший в досоветские времена, и изображал Советский Союз империалистическим [государством]. Этот дискурс против советского прошлого был сформирован с целью выяснения национальной идентичности, ценностей и оказал огромное влияние на граждан Узбекистана.
Сегодня у нас есть разные предположения о том, оказали ли идеологии манавиата и мариафата большое влияние на людей или они были восприняты с большим скептицизмом. Когда я разговариваю с людьми, которые не занимаются политикой, они часто ссылаются на эту идеологию, и их мысли строятся на этих национальных ценностях и национальной идентичности. Однако национальная идентичность не концептуализирована ни в каких правовых документах, хотя со времен Каримова до наших дней это своего рода «юридическая привычка» каждый раз использовать концепцию национальных ценностей, особенно в отношении женщин и гендерных вопросов. С растущим традиционализмом люди начинают подвергать сомнению самые основные и фундаментальные принципы прав человека и пытаются заменить их своими традиционными ценностями и видением того, как должно функционировать общество.
В эпоху Каримова жесткий, репрессивный авторитарный режим пытался подменить религию и использовать ее как инструмент закрепления собственной идеологии в сознании людей. В этом дискурсе роли женщин были второстепенными, поскольку риторика и сам дискурс были очень патриархальными, и в многочисленных книгах и выступлениях Каримова женщины рассматривались как матери нации, а не как активные политические игроки или социальные лидеры. В этом дискурсе женщины воспринимаются как некий дополнительный инструмент в построении нации, защитниками национальной идентичности и ценностей, а также теми, кто помогает мужчинам построить новое и сильное общество.
Конечно, нынешнее правительство изменило этот дискурс, оно говорит о расширении прав и возможностей женщин, и было принято множество юридических документов и нормативных актов для решения гендерных вопросов. Однако де-факто права женщин становятся еще хуже, а растущая слава исламских блогеров, обвиняющих женщин в чрезмерной эмансипации, могуществе или либерализме, и утверждающих, что с женщинами нужно обращаться в соответствии с нормами шариата, отрицательно сказывается на гендерных вопросах. Не имея большого количества исследований социальных отношений и гендерных норм в Узбекистане, мы не можем точно сказать, как молодежь воспринимает гендерные вопросы, но по своему личному опыту могу сказать, что люди рассматривают это как угрозу мужскому достоинству.
Существует также обратная реакция со стороны либеральной части общества, которая составляет меньшинство, но которая выступает против консервативных взглядов, и стоит отметить, что разрыв между консерваторами и либералами увеличивается. Мы также должны понимать, что могут быть либеральные люди с точки зрения их политических взглядов, взглядов на экономику, демократию и права человека, но они не обязательно включают права женщин и не думают, что права женщин нужно продвигать в ближайшем будущем”, – отметила Назима Давлетова.
За выступлениями спикеров последовала сессия вопросов и ответов, на которой участники задавали свои вопросы международным экспертам. Смотрите полное видео на английском языке:
