Когда его сверстники-студенты спали на лекциях, Аскат Жетиген руководил крупным народным ансамблем «Ордо Сахна». Когда десятки тысяч молодых земляков пытались любой ценой попасть в США, он отказался от стипендии музыкального колледжа Беркли. Когда вокруг говорили об упадке страны и об эмиграции, он давал концерты, где со страстью и упоением читал малые эпосы и рассказывал зрителям о сосланном на каторгу акыне Токтогуле Сатылганове. Теперь Аскат рискует повторить его судьбу – потому что осмелился на прямой разговор с властью.
Материал опубликован в разделе «Мнения» – в таких публикациях выражается личное мнение автора. Автор этой колонки Тынчтык Максатбеков публикуется под псевдонимом – он считает, что сегодня небезопасно критически отзываться о власти, находясь в Кыргызстане.
Тынчтык Максатбеков родился и вырос в Бишкеке. Учился в одном из российских университетов по направлению культуры, философии и истории. Живет в Кыргызстане, работает преподавателем.
В перерыве между музыкальными номерами звукорежиссер аккуратно поправляет микрофон, перед которым, скрестив ноги, сидит молодой мужчина с комузом и в калпаке. Это – Аскат Жетиген. Музыкант, акын и знаток фольклора известен публике как автор популярной песни «Зарыкканда». Но на этом концерте лирических баллад не слышно.
«», – Аскат в форме эпоса продолжает свой рассказ, посвященный Токтогулу Сатылганову, выдающемуся комузисту и акыну, высланному царской властью в Сибирь в 1898 году.
А 16 марта 2024 года сотрудники – нет, не царской – кыргызской специальной службы задержали самого Аската Жетигена в Кочкорском районе Нарынской области. Явным поводом для этого стал сейчас уже известный видеоролик, в котором молодой человек обращается к «». Обращение это – прямое, жесткое и изобилует нецензурными фразами. Может сложиться впечатление, что автор видео – человек агрессивный и некультурный, идущий на нарочную провокацию. Но это, как мы позже увидим, не так.
Формальной причиной задержания стало уголовное дело, заведенное еще в 2022 году. Видимо, для открытия нового требуется время – правовое государство, как ни крути – а действовать нужно было быстро. Вот и решили смахнуть пыль с папок двухлетней давности.
Доставив нарушителя покоя в Бишкек, органы предъявили ему обвинения и отпустили под подписку о невыезде – но совсем ненадолго. 20 марта решением Первомайского суда Аската водворили в СИЗО по второму эпизоду уголовного дела, уже непосредственно касающемуся нашумевшего видеообращения.
Вся вышеприведенная юридическая казуистика нужна здесь, что называется, для соблюдения формальностей. И самим сотрудникам ГКНБ, и общественности и, разумеется, самому Аскату суть всей ситуации понятна и без ссылок на уголовный кодекс.
А суть проста. Президент строит «сильное государство» с опорой на «сильных людей» – говоря проще, силовиков. Силовики в данном случае – это не знакомые нам всем упитанные милиционеры с резиновой палкой, а неприметные подтянутые молодые люди в футболках-поло, фланелевых брюках и с сумкой-барсеткой. Ориентируясь на своего старшего северного брата, президент Жапаров активно внедряет внутренние и внешние атрибуты сильного правителя. Даже куртку купил той же марки. Но это, впрочем, личное дело каждого – какую куртку и за сколько сотен тысяч сомов покупать. Было бы желание. Ну и возможность, конечно. И когда этому традиционному для постсоветских стран альянсу политических и силовых органов вызов бросает один, отдельно взятый, живой человек, решение приходит само собой: уничтожить.
Вот только жаль, что архитекторы современной кыргызской государственности совсем не интересуются историей. В противном случае они бы знали, что можно задушить общественные институты, коррумпировать суд, узурпировать СМИ, создать в обществе атмосферу страха и апатии, но кое-чего сделать нельзя. Нельзя уничтожить человека – одного, отдельно взятого, живого.
Попытайся президент узнать о советском опыте преследования творческой элиты, он бы не потратил и ночи, чтобы открыть для себя имена Мандельштама, Мейерхольда, Солженицына, Бродского. Владимира Высоцкого, на худой конец. Его-то представители современного кыргызского политикума знают наверняка. Убить, как в случае с Мандельштамом и Мейерхольдом, получилось, а вот уничтожить – нет. Есть в отдельном человеке что-то неуязвимое, что продолжает жить поверх физического существования.
Здесь может возникнуть резонное замечание: мол, где же связь между культурной элитой уже несуществующей страны и матерящимся, как сапожник, молодым человеком в калпаке? А связь самая прямая: Аскат Жетиген и есть представитель современной кыргызской элиты. Обладая огромным природным талантом, Аскат всю свою жизнь посвятил музыке, языку и народу. Эти три громких и абстрактных слова в данном случае имеют самое конкретное значение. Аскат Жетиген играет кыргызскую музыку, говорит на невероятном по своей красоте кыргызском языке и печется о кыргызском народе.
В возрасте, в котором обычные студенты подпирают рукой засыпающую на скучном занятии голову, Аскат руководил крупным народным ансамблем «Ордо Сахна». Пока десятки тысяч молодых людей пытались любой ценой попасть в США, Аскат отказался от стипендии бостонского музыкального колледжа Беркли, чтобы не бросать родной ансамбль. Когда разговоры об упадке страны и необходимости скорого отъезда стали общим местом, Аскат давал концерты, на которых со страстью и упоением читал малые эпосы и рассказывал зрителям о судьбе Токтогула.
Сегодня, сейчас, в эту минуту Аскат Жетиген находится в неволе. Сибирских каменоломен больше нет, но кандалы, лишения и страдания, испытанные еще Токтогулом, остались. Они сейчас, сегодня, в эту минуту выпадают на долю молодого акына.
Будь я фигурой во власти, меньше всего я бы хотел обрести своим врагом талантливого, свободолюбивого и красноречивого поэта. Поэта, знающего народный фольклор до самых похабных глубин, и понимающего, что поэт – это всегда нечто большее, чем просто стихотворец. Не хотел бы я иметь своим врагом человека, душою и страстью привязанного к своей земле. Человека, не стесняющегося своих чувств и не боящегося мнения окружающих. Человека, для которого Токтогул – это не синяя купюра номиналом в сто сомов.
