На фоне усиления дискурсов на тему процессов политической деколонизации все чаще приходится слышать термин «деколониальный феминизм». При этом сам феминизм в Центральной Азии до сих пор является предметом острых споров: с одной стороны, его рассматривают как освобождение женщин от патриархата, с другой – критикуют за вмешательство в национальную культуру и традиционные ценности.
Что такое деколониальный феминизм? Зачем вообще говорить о нем? И правда ли, что феминизм – это западная пропаганда? Эти и другие вопросы редакция CABAR.asia обсудила с соосновательницей казахстанской феминистской инициативы «Феминита», докторкой социальных наук Жанар Секербаевой.
Зачем вообще говорить о гендерных правах в процессе деколонизации?
Если в целом говорить о Центральной Азии, то мы являемся странами, которые были колонизированы Российской империей. А в Российской империи, как известно, женщины имели неравноправное положение практически во всех сферах жизни.
Поэтому для меня не говорить про гендерные права в процессе деколонизации, значит, продолжать пребывать в состоянии колониальности, не реагировать на угрозы, которые возникают и в целом пребывать в состоянии какого-то летаргического сна, из которого очень тяжело проснуться, вырваться. Важно говорить о правах, потому что это также высвобождает мышление, язык, знание и конструирование той реальности, в которой мы живем.
Правда, что в СССР у женщин были все права или это все-таки миф?
СССР принес нам несколько социальных аспектов, за которые я, как феминистка тоже борюсь – бесплатное образование, бесплатная медицина и социальные льготы (декреты матерям, пособия по уходу за детьми и т.д.). Равноправие мужчин и женщин было прописано в Конституции СССР, но все это носило на самом деле номинативный характер. Да, было продекларировано, было записано, озвучивалось. Но работало ли? Нет!
Как говорить о правах женщин в странах Центральной Азии, где слово «феминизм» воспринимается негативно?
Здесь ответ может быть один: продолжать говорить о феминизме, несмотря на сопротивление. Феминизм не признает кто? В основном традиционалистски настроенные люди, которые вторят колониальным практикам, которые против соблюдения прав человека, против сексуального образования, против противодействия семейно-бытовому насилию. Такие люди якобы стараются вернуть национальный дух, мораль и нравственность и просто не понимают, что кроется за словом «феминизм». И я думаю, что использовать это слово необходимо, потому что мы таким образом сами присваиваем ему значение и наполняем его очень разными и богатыми смыслами.
Феминизм не должен устраивать всех, это про сопротивление, борьбу, злость, отчаяние, солидарность и сестринство.
Как нам избавиться от стереотипа, что феминизм – это западная пропаганда?
Людям, которые так считают, я советую поднимать и читать архивные материалы. Расскажу на примере Казахстана. В истории страны есть первая журналистка и просветительница Назипа Кулжанова. Она жила в период с 1887-го по 1934-й годы.
Назипа считала, что женщинам необходимо образование и развивала женское движение в обществе и политике. Это продвигала именно она, а не какая-то немецкая, американская или брюссельская активистка.
Потом, кто пытался отменить калым (выкуп за невесту – прим. авт.) и аменгерство (давняя традиция казахов, по которой овдовевшая супруга выходила замуж за одного из братьев своего мужа – прим. авт.)? Это опять же делали не американские наши сестры, это делали казашки, в том числе Алма Оразбаева (основательница женского движения, годы жизни – 1898-1948 – прим. авт.).
Опять же, ни одной западной женщине не было дела до того, что творится в наших степях. Было дело нашим казахским женщинам. То есть в истории Казахстана есть такие моменты, поэтому надо изучать архивы, поднимать их, показывать и встраивать эти имена, которые были забыты или по сей день не изучены, в публичную историю.
Чем деколониальный феминизм отличается от других видов, например, интерсекционального?
Теория интерсекционального феминизма предполагает, что человек может подвергаться дискриминации по нескольким критериям одновременно. То есть на основе пола, сексуальной ориентации, наличия инвалидности и так далее. Поэтому невозможно добиться равноправия, если отстаивать только права женщин. Необходимо также бороться с другими проявлениями — гомофобией, стигмой, экономической дискриминацией.
А деколониальный феминизм – это еще и про локальность, значимость местных практик, голоса людей, которые не имеют таких привилегий, как образование или квартира в городе. Здесь важную роль играет и язык, развитие тезауруса, нарратива, создание смыслов.
Правда ли, что те виды феминизма, которые есть на сегодня, смотрят на права женщин сквозь призму западных теорий?
Нет, каждая страна Центральной Азии и ее активистки сами определяют, что они могут адаптировать и что создавать из западных практик. Это как курак корпе – мы сами шьем свое лоскутное одеяло.
На каком этапе находится деколониальный феминизм в странах Центральной Азии?
Я думаю, что мы – активистки – сейчас находимся в авангарде гражданского активизма. Мы практически первыми получаем, принимаем на себя удары, которые потом приходится всему гражданскому активизму испытывать. И потому мы осмысливаем новые трудности, стараемся найти пути решения, начинаем общественные дискуссии. Мы буквально сразу ощущаем все вызовы, которые только рождаются в поле.
На самом деле, это уникальный опыт, но только жаль, что он сопровождается физическим насилием и к нам мало кто готов прислушаться. Также могу сказать, что мы находимся на начальном этапе деколониального феминизма, потому что мы не так давно начали все это осознавать и говорить об этом на своих локальных мероприятиях.
Какой местный контекст стоит учитывать, говоря о правах женщин в Центральной Азии в деколониальной перспективе?
Здесь главное делать упор не только на женщин в больших городах. Не стоит забывать и про регионы, где тоже живут женщины, активистки, студентки, правозащитницы, матери.
Например, в казахстанских регионах есть женщины, которые тоже хотят присоединиться к нам, присоединиться к практикам и знаниям, которые мы даем и которым учимся сами у наших коллежанок. Но не у всех есть возможность. Поэтому мы со своей стороны решили сами ездить к ним и проводить там встречи. На всех своих тренингах, феминистских кемпах, проектах мы отдаем предпочтение девушкам из регионов.
Учитывает ли деколониальный подход религиозных женщин из Центральной Азии?
Обязательно учитывает. Говоря из моей практики, религиозные женщины участвуют в наших мероприятиях, и они абсолютно не чувствуют дискомфорта. Наоборот, очень интересно слушать их опыт, их точку зрения в этом плане.
Ведь деколониальный феминизм – это не про отрицание религиозных установок, не про колебания – верить или не верить ни во что. Он про учет разностей и возможностей того, чтобы голоса всех женщин, в том числе религиозных были услышаны. Никто никому не диктует потребности и вызовы, с которыми мы сталкиваемся. У каждой есть возможность говорить, рассказывать, делать инициативу так, как видит та или иная девушка исходя из личного опыта.
Какие основные пункты сегодня стоят в повестке деколониального феминизма стран Центральной Азии?
Я думаю, одним из главных пунктов должно стать возвращение к языку и его развитие.
Другой уровень уже, наверное, более серьезный – это ответ на вопрос: почему же все-таки мы до сих пор не можем деколонизироваться? Что нам мешает? Почему мы не можем проговаривать темы, которые вызывают боль? Ну и, наверное, уже необходимо выяснить, как мы относимся к нашим геополитическим партнерам, как мы относимся к России теперь? Пока мы их не решим – не ясно, где наша точка отсчета сегодня.
Как корректно и этично вести публичный дискурс о правах женщин и равноправии в деколониальном контексте?
Давать голоса тем, кто находится в регионах. Проводить дискуссии на локальных языках. Отходить от пониманий «центр» и «провинция». Учиться у наших сестер в регионах.
